А смысл его заключается в том, чтобы следователь ответил что-то вроде: «Нет, вам адвокат не нужен, вы же честный человек!» — и такая фраза, попавшая в протокол, позволит в дальнейшем утверждать обвиняемому, что в его отношении была допущена грубейшая процессуальная ошибка — несоблюдение так называемого «правила Миранды» (подразумевающего вызов адвоката по первому требованию задержанного). Другими словами, допрашиваемый может заявить, что следователь, воспользовавшись его юридической неграмотностью, отговаривал его от вызова адвоката и тем самым нарушил его важнейшее конституционное право — право на защиту в беспристрастном суде. Таким образом даже у преступника, чья вина не вызывает сомнения, имеются довольно серьёзные резоны максимально оттягивать вызов адвоката, и опытные преступники, разумеется, эти нюансы знают.
Знал об этом и Робин Гечт. Сообразив, что он опознан выжившей жертвой и ничего с этим он поделать уже не сможет, Гечт быстро сориентировался в обстановке и выбрал оптимальнейший в его положении вариант действий. Он сознался в преступлении, отрицать виновность в котором было абсолютно бессмысленно, и сделал это в отсутствие адвоката, что давало ему (по крайней мере, потенциально) двоякую выгоду: во-первых, в суде он мог утверждать о «добровольности сознания» и «всемерном желании помочь правосудию», а во-вторых, при удачном стечении обстоятельств, например, в случае возможных в будущем огрехов обвинения, он мог настаивать на исключении из процесса эпизода опознания в больнице как проведённого с серьёзными процессуальными нарушениями.
В общем, поведение Гечта уже в первые часы после ареста с очевидностью продемонстрировало следователям, что перед ними хладнокровный и очень расчётливый обвиняемый.
Так начинался день 21 октября, который волею Судьбы оказался богат на в высшей степени неожиданные сюжетные повороты.
Как нетрудно догадаться, Эдварда Спрейтцера никто и не подумал отпускать на волю. Следствие искало двух белых насильников и убийц, и теперь двоих белых подозреваемых оно получило. Если Эдвард всерьёз рассчитывал на то, что «сдав» Гечта, он обретёт свободу, то его ожидало глубокое разочарование. Проснувшись 21 октября в здании управления полиции Чикаго, Спрейтцер с ужасом узнал о ночном опознании в больнице и «добровольном сознании» Гечта, и эта новость повергла его в ступор. Иначе чем паникой его последующие действия объяснить невозможно.
Спрейтцер заявил, что желает «рассказать обо всём». В принципе, «признания наперегонки» — это вполне ожидаемое поведение подельников, когда один из них начинает давать показания, но Спрейтцер выдал «на-горА» такую криминальную сагу, что потряс воображение даже опытнейших детективов и прокуроров.
Признание Эдварда растянулось почти на 8 часов непрерывного монолога и в сжатом виде представляло собой протокол на 78 листах. Текст его до сих пор не опубликован и более того, неизвестно его точное содержание. Тому есть несколько причин, и одна из них — ужасные подробности преступлений, которые не могут быть оглашены из уважения к памяти жертв и соблюдения норм общественной нравственности. В точности даже неизвестно, о каком количестве убийств рассказал Спрейтцер. Даже если считать, что каждому эпизоду в упомянутом документе посвящено 3 листа — что явно больше обычного протокольного описания — то получается, что Эдвард сознался более чем в 20 убийствах.
Эдвард Спрейтцер (фотография сделана спустя почти 10 лет после описываемых событий, поэтому Эдвард выглядит старше).
Тем не менее, некоторые выдержки из этого протокола со временем стали известны, и о них можно упомянуть. Так, например, время первого убийства, совершённого в компании с Гечтом, Спрейтцер не смог даже припомнить, по его мнению, оно имело место в начале 1981 г. |