Другим родственником, допрошенным в суде, стал преподобный Фрэнсис Паркмен, брат убитого Джорджа, об этом человеке в своём месте также было рассказано. Священник, безусловно, являлся превосходным оратором, говорил он ёмко, выразительно и занимательно. Свои показания свидетель начал с событий многолетней давности – тех лет, когда он только познакомился с Джоном Уэбстером, холостяком, проживавшим в доме отца в Норт-Энде. После этого Фрэнсис на протяжении многих лет являлся священником семьи Паркмен, крестил внука Уэбстера, рождённого старшей из дочерей.

Основная часть показаний преподобного оказалась сосредоточена на рассказе о появлении в его доме Джона Уэбстера в 16 часов 25 ноября. По словам свидетеля, визитёр казался взволнованным, он заговорил, не поздоровавшись, и торопливо рассказал о передаче брату денег в сумме 483 доллара. В ходе завязавшегося разговора профессор Уэбстер заявил, будто заходил к Паркмену в 09:30 23 ноября, в пятницу. Цель посещения заключалась в том, что он хотел договориться о встрече в тот же день попозже. Это была новая информация, члены семьи Паркмена знали, что к Джорджу приходил некий посетитель, но никто не знал, кем был этот человек.

Фрэнсис Паркмен в ответ рассказал Уэбстеру, что ему известны 2 свидетеля – некие Фессенден (Fessenden) и Оливер (Oliver), – которые утверждают, будто видели его брата 23 ноября в районе колледжа приблизительно в 13:15.

Описывая поведение подсудимого во время этого разговора, преподобный выразился так: «Во время визита доктор Уэбстер держал себя очень серьёзно, он говорил деловым тоном и не демонстрировал ни удивления по поводу исчезновения, ни сочувствия моему горю. Я бы назвал этот визит деловым. (…) Что меня особенно поразило – так это отсутствие нежности, с которой люди обращаться с такими страдальцами, как мы.»

Поскольку Сет Петти в своих показаниях заявил, будто Джордж Паркмен нецензурно выражался в адрес профессора Уэбстера, свидетелю в ходе перекрёстного допроса был задан вопрос о привычке потерпевшего изъясняться «низким слогом». Фрэнсис ответил, что никогда не слышал от Джорджа нецензурного слова, хотя тот мог выражаться образно и крепко. Также он подчеркнул, что брат всегда был очень пунктуален.

Безусловно, сильным ходом со стороны обвинения стало то, что сейчас мы назвали бы графологической экспертизой, а именно – установление тождественности почерка подсудимого и почерка, которым были написаны 3 анонимных записки, полученных полицией во время проведения поисковой операции. Это был секретный ход, если угодно, «домашняя заготовка» обвинения, о которой никто до суда ничего не знал.

Современные процессуальные требования во всех цивилизованных странах мира предполагают информирование как самого подсудимого, так и его защиты обо всём обвинительном материале, собранном правоохранительными органами на этапе досудебного расследования. Если в суде возникают некие улики, о которых подсудимый и его защита не были своевременно проинформированы, то таковые улики либо не допускаются к рассмотрению, либо в ходе процесса делается перерыв, достаточный для их изучения и оспаривания. [В разных странах практика различна, но в данном случае важно то, что подобное внезапное появление изобличающих улик нигде не признаётся нормой].