В тот же день Джон Уэбстер приступил к реализации задуманных изменений. Мы знаем, что выйдя из колледжа, он увидел Джеймса Блэйка, племянника пропавшего, в обществе полицейского Тренхольма, стоявших неподалёку. Хотя профессор не был им представлен и формально не имел причин подходить, он поспешил к почтенным джентльменам с рассказом о встрече с Джорджем Паркменом в середине дня пятницы. Так убийца, сам того не ведая, стал человеком, достоверно видевшим пропавшего без вести последним.

Продолжая реализацию изменённого плана, профессор Уэбстер через несколько часов появился в доме своего духовного наставника Фрэнсиса Паркмена, родного брата исчезнувшего кредитора. Встреча эта, как мы знаем, прошла не очень удачно для убийцы, преподобный отметил странную сухость визитёра и не вполне подобающий обстановке тон. Нет, преступник себя не выдал, но то внутреннее напряжение, в котором он пребывал, скрыть ему не удалось. Общение с преподобным произвело не вполне благоприятное впечатление, хотя в то время и не повлекло каких-либо последствий.

Выполнив всё, намеченное на тот день профессор Уэбстер быстро пришёл в хорошее настроение. Судя по известной нам информации, Джон Уэбстер являлся сангвиником и компанейским парнем, который не мог долго пребывать в унынии или переносить состояние неопределённости. Из материалов, известных нам от членов семьи и близких профессора, видно, что начиная с вечера воскресенья профессор пребывал в спокойном и даже умиротворённом расположении духа. По крайней мере, с двумя из трёх дочерей он обсуждал прочитанные ими книги, ездил с дочерьми в Бостон, играл в компании друзей в карты, по вечерам читал у камина. Кстати, в карты Уэбстер играл не на спички, фантики или щелбаны, а на деньги, что, кстати, совершенно недвусмысленно свидетельствует о наличии у убийцы в те дни денег.

При этом в те же самые дни и часы преступник не переставал раздумывать над тем, как ещё можно дополнить свой весьма удачный, как ему казалось план. Он отправил городскому маршалу Тьюки анонимное письмо, точнее, не менее одного письма, в котором попытался навязать правоохранительным органам не поддающуюся проверке версию об убийстве Паркмена на борту корабля, пришвартованного в гавани Бостона. Наверняка он обдумывал дальнейшую судьбу останков кредитора, всё ещё остававшихся в его помещениях в здании колледжа, но никаких действий по их уничтожению или перемещению предпринимать не спешил.

Профессор мог считать, что хорошо скрыл опасные улики и неплохо подготовился ко всем возможным рискам, но… он совершенно упустил из вида присутствие во всей этой истории такого специфического персонажа, как Эфраим Литтлфилд. Этот человек, появившийся, словно чёрт из табакерки, разрушил план, который, говоря объективно, имел весьма неплохие шансы на успех.

Читатель, потративший время на внимательное изучение настоящего очерка, наверняка помнит вопрос, поднимавшийся автором не раз: почему Эфраим Литтлфилд принялся долбить стену ассенизационной камеры, как он узнал, что останки пропавшего без вести человека нужно искать именно там? Сам уборщик отвечал на этот вопрос неудовлетворительно, дескать, если труп действительно находится в здании, то он мог быть спрятан только там.