– Лучше скажи: биллионы. Биллионы, дружище! Видишь ли, штука эта до того близка к осуществлению, до того ясна и несомненна при всем своем громадном значении, что если бы теперь ко мне пришел какой-нибудь добрый человек и сказал: «Полковник, я поистратился маленько, не одолжите ли вы мне парочку биллионов на…» – Войдите, пожалуйста!

Последние слова были ответом стучавшемуся в дверь. В комнату влетел джентльмен весьма решительного вида с разносной книгой в руках, вынул из нее бумагу и подал хозяину с отрывистым замечанием:

– Семнадцатая и последняя повестка; на этот раз вы непременно должны уплатить три доллара сорок центов, полковник Мельберри Селлерс.

Хозяин принялся шарить то в одном, то в другом кармане, бросаться по комнате туда и сюда, бормоча себе под нос:

– Куда это запропастился мой бумажник?.. Дайте посмотреть… Нет, и тут его не видно. Верно, я оставил его на кухне. Позвольте, я сейчас сбегаю…

– Извините, вы не сойдете с места и не отвертитесь от уплаты, как бывало уже столько раз.

Вашингтон по простоте души взялся сходить за бумажником. Когда он вышел, полковник сказал:

– Говоря по правде, я хотел и сегодня прибегнуть к вашей снисходительности, Сеггс. Видите ли, ожидаемый мною перевод из банка…

– К черту ваши переводы! Старая шутка, и увертки не приведут ни к чему. Расплачивайтесь живее!

Полковник с отчаянием огляделся кругом. Вдруг его лицо прояснилось. Он подбежал к стене и принялся смахивать носовым платком пыль с одной ужаснейшей хромолитографии, после чего, благоговейно сняв ее с гвоздя, подал сборщику, отвернулся и произнес:

– Возьмите, только чтоб я не видел, как вы будете уносить мое сокровище. Это единственный уцелевший Рембрандт…

– Какой там Рембрандт, простая хромолитография…

– О, не говорите так, прошу вас. Это единственный великий оригинал, последний высокий образец той мощной школы искусства, которая…

– Хорошо искусство! Это самая отвратительная пачкотня, какую мне…

Но полковник подносил ему уже другое безобразие в дешевой рамке, любовно обмахивая с него пыль.

– Возьмите также и это – лучший перл моей коллекции, единственный, неподдельный фра Анджелико…

– Дрянная раскрашенная картинка, больше ничего, вот ваш фра Анджелико. Ну, давайте его сюда. Прощайте, – люди на улице подумают, что я обокрал негритянскую цирюльню.

Когда он захлопнул за собою дверь, полковник встревоженно крикнул ему вслед:

– Закройте их хорошенько от сырости! Нежные краски фра Анджелико…

Но сборщик уже исчез.

Вошел Гаукинс и объявил, что, несмотря на все старания миссис Селлерс и прислуги, бумажника нигде не удалось найти. Потом он прибавил, что если бы ему посчастливилось выследить на этих днях одного человека, то не было бы нужды отыскивать пропавшего бумажника.

– Какого человека?

– Однорукого Пита, как его называют у нас, в Чироки. Он бежал, обокрав банк в Таликуа.

– Да разве там существуют банки?

– Один-то, во всяком случае, был. Пита подозревают в краже. Пропало больше двадцати тысяч долларов. Сдается мне, что я видел его по дороге сюда, в самом начале пути.

– Не может быть.