— Ты сказал, что почуял деньги. Ты имел в виду «мои деньги за твое беспокойство»?

— За этим есть кое-какая история.

— Я не люблю истории — если только они не про меня. И ты же знаешь, я занят…

Пит положил ладонь на его руку:

— Меня тут прижал один из ФБР. Сказал, что у него есть источник в Маклеллановском комитете. Он сказал, что в курсе, что это я убил Гретцлера, и добавил, что мистеру Гуверу наплевать. Ты же знаешь Гувера, Джимми. Он никогда не докучал ни мафии, ни тебе.

Хоффа отдернул руку:

— И что? Думаешь, у них есть доказательства? На этой кассете?

— Нет. Я думаю, что тот агент внедрился в окружение Бобби Кеннеди и в комитет по заданию мистера Гувера, или что-то в этом роде. Я также думаю, что мистер Гувер — на нашей стороне. Я проследил, как этот тип и еще один приехали по одному адресу в Голливуде. Они установили там прослушку, а мой приятель Фредди Турентайн ее продублировал. Вот, послушай!

Пит нажал пуск. Кассета зашипела. Постельные ахи-вздохи и скрип пружин — со все возрастающей громкостью.

Пит засек время. Сенатор Джон Ф. Кеннеди — трахался две минуты с четвертью.

Дэрлин Шофтел изобразила оргазм. Ага: вот и бостонский говорок:

— Треклятая спина.

Дэрлин сказала:

— Хорошо-о-о! Быстро и нежно — лучше и не надо.

Джимми крутанул бейсбольную биту. Руки его покрылись гусиной кожей.

Пит нажал «стоп» и перемотал кассету до более содержательного момента. Джек-Две-Минуты растекался мыслью по древу:

— …одного члена профсоюза водителей грузовиков, который здорово разозлился на Хоффу… какой-то поляк, смелый, но тупой — Роланд как-то там, из Чикаго.

Хоффа что есть силы сжал рукоятку биты. Мурашки все отчетливей проступали на его коже.

— Этот самый Роланд — выпендрежник из рабочего класса. Бобби вцепился в Хоффу. А Бобби такой — если он в кого вцепится, то мертвой хваткой.

Пупырышки гусиной кожи на руках Джимми удвоились в размерах. Он выкатил глаза, точно перепуганный насмерть ниггер.

Питер посторонился.

Хоффа обрушил биту — вот она, утыканная гвоздями, с надписью «Луисвилль Слаггерз» — БАЦ.

Стулья рассыпались в щепки. Столы лишились ножек. Посыпалась штукатурка.

Пит отошел еще подальше. Светящийся пластиковый Иисус на дверной пружине разлетелся на восемь миллионов осколков.

В воздух взлетели кипы бумаг. Брызнули во все стороны опилки. С тротуара за происходящим наблюдали таксисты — Джимми с размаху разбил окно и осыпал их осколками стекла.

Джеймс Риддл Хоффа: тяжело дыша, смотрел безумными, остекленелыми глазами.

Бита зацепилась за дверной косяк. Джимми уставился на нее: а? что?

Пит ухватил его медвежьей хваткой и сжал. Джимми закатил глаза, будто в обмороке.

Хоффа задергался, затрепыхался. Пит сдавил его так, что тот едва не задохнулся, и принялся уговаривать его:

— Я могу оставить Фредди на посту за две сотни в день. Рано или поздно мы нароем то, чем ты можешь здорово подосрать братьям Кеннеди. Еще у меня есть парочка компроматов на политиков. Они нам тоже когда-нибудь да пригодятся.

Хоффа посмотрел на него полубезумными глазами. Голос его оказался неожиданно писклявым, точно его обладатель вдохнул веселящего газа:

— Чего… тебе… надо?

— Мистер Хьюз с ума сходит. Я просто подумал подобраться поближе к тебе, чтобы подстраховаться.

Хоффа вывернулся из медвежьих тисков. Пит едва не сблевал: от Джимми так и несло потом и дешевым одеколоном.

Постепенно его лицо приобрело нормальный цвет. Он кое-как отдышался, и голос его зазвучал несколькими октавами ниже:

— Я дам тебе пять процентов от этого такси.