И вдруг кукиш ему показала.

    Вот мерзавка, а!

    Сигизмунд снова включил воду - проверить, не проснулась ли в водопроводчиках совесть. В кране захрипело, зарычало, кроваво плюнуло и сгибло. Вода кончилась. Навсегда.

    Сигизмунд пошел в коридор, забрал купленную в киоске книгу про дураков и вернулся к девке. Раскрыл на первом попавшемся месте и прочел с выражением:

    -  …"Пещера, где она жила, была не что иное, как огромная глубокая яма; на стене висела икона с горевшей пред ней лампадой, на полу лежала ветхая одежда труженицы, и она сама с заступом в руках, босиком, в одной рубашке и с распущенными волосами, распевала звонким голосом духовные песни. Это была наша Маша, доведенная до этого состояния своими родственниками, видевшими в ней средство наживы. Приходившие к ней предлагали ей разные вопросы, но она на них почти не отвечала, опускали ей в яму сдобные пироги, калачи, сайки и деньги, а взамен этого брали из ямы песочек и щепочки»…

    Он остановился, пораженный сходством прочитанного с собственной гипотезой. Землянка, таежный тупик, звероподобные родственники… Много лет шла благая весть о «Сайгоне» по миру, пока не добралась до таежного тупика. Бежала оттуда наша Маша, себя не помня, в одной только рубашоночке. Брела, скорбная, лесами-полями, городами-весями, пока не добралась до Питера, а там глянь - «Сайгона»-то и нет, одни унитазы из витрины пялятся… Вот и поехала окончательно крыша у болезной…

    -  Бедная ты моя, - с чувством произнес Сигизмунд.

    В этот момент кран глубоко-глубоко вздохнул, подавился и с блевотным звуком разразился бурными потоками.

    Девка сильно подергала Сигизмунда за рукав. Показала на кран. А будто он сам не видел.

    Сигизмунд выждал минутку. Вода шла уверенно, мощно. Дали-таки, уроды, воду.

    Омыли кобеля, брата меньшого. Затем пиплицу. Ее Сигизмунд еще и дорогим шампунем полил. Желал, чтоб от девки пахло приятно.

    Потом и о себе позаботился. Были там вши, не было их - теперь уж не заведутся.

    Сразу на душе полегчало.

    Выдал девке расческу, а сам пошел волосы сушить. Фен достал из шкафа. Обсушился. Не любил, чтоб мокрый волос к шее лип.

    Девка нелепая выбралась было из ванной, но стоило включить фен, как в страхе метнулась обратно. Сигизмунд подергал дверь. Девка держала с той стороны.

    -  Волосья-то высуши! Простынешь мокрая.

    Но девка крепко вцепилась в дверь и не открывала.

    Сигизмунд плюнул, выключил фен и убрал его.

    Девка выждала еще и только спустя минут десять опасливо выбралась из ванной. Глаза отводила. Кобель, нашкодив, так себя ведет, и потому Сигизмунд заинтересовался: что еще полоумная натворила. Оказалось - расческу пластмассовую о свою гриву сломала. Сигизмунд только рукой махнул.

    Она сразу повеселела. Патлами затрясла.

    Сигизмунд вспомнил молодость и сказал:

    -  Классный хайр.

    Она насторожилась, замерла, будто прислушиваясь. Голову набок склонила.

    -  Что? - засмеялся, наконец, Сигизмунд. - Хайр, говорю, классный.

    И на ее волосы показал.

    Она покачала пальцем и проговорила:

    -  Хаздс… хаздс!

    Взяла пальцами прядь длинных волос и повторила в третий раз:

    -  Хаздс!

    Будто поправить его хотела.