Кто хотел быстро и в рассрочку дом построить, кто машину купить. А у нее везде все схвачено. И на таможне, с растаможиванием иномарок, идущих на адрес ее благотворительного фонда «Мать- одиночка», и в префектуре, милиции, где оперативно решаются вопросы с выдачей прав, оформлением машин и участков под строительство коттеджей, и в стройфирмах. А много денег несчитанных — их и в рост можно отдать, под хорошие проценты. Не надо Плехановский кончать. Хватит, как у нее, института культуры. Арифметика, а не высшая математика. Главное — встретить нужных людей в нужное время в нужном месте.
И все. Дальше только деньги считай. Кто сказал, что они у нее несчитанные? Это те, что в мешках, несчитанные. Людей не хватает. Да и не спешит она в банк сдавать денежки-то. Не спешит перед налоговой инспекцией высовываться. А вот те бабки, что через «Экспресс-кредит» в долг дает, те мало что считанные, так еще и прирастают, прирастают. А что делать? Во всем порядок нужен.
Порядок... В делах она любила порядок. В делах. А не в документации. Бардак у нее в документации, если честно признаться. Ну, ладно, сама она без специального образования, так ведь бухгалтеров этих сраных можно набрать до упора. А все равно бардак. Наверняка же сотрудники ее где-нибудь да обворовывают. Ну, без этого не обойтись. Лишь бы вне ее фирмы все были уверены: кто Мадам обманет, тот, считай, покойник.
Вот Дима Эфесский ее нагнул. На него уже лицензия выписана. Только кому ее дать, Мадам еще не решила. То ли Ринке-блонде, то ли Ленке-королеве. Ну, да Диме все равно, какая бабенка его пришьет в далеких Салониках. Козел! А ведь она ему хорошо платила: за каждого жмурика не десять тысяч, как другим, пятнадцать штук баксов. Из зоны помогла «прикинуться». А он, козел, на ее бабки уплыл за бугор, да еще в ее бизнес с девочками в Греции влез, перебивать караваны стал.
— Все, козел, прощайся с жизнью! — озлобленно скривив красивые, бантиком, ярко накрашенные губки, процедила Мадам.
Она встала, скинула шелковый ночной халат с большими желтыми хризантемами, прошлась по мягкому иранскому ковру, потягиваясь. Ее пышная грудь, не скованная одеждой, при потягушечках круто поднималась вверх, образуя приятные на глаз бело-розовые холмики, отражающиеся в трех зеркалах: двух зеркалах-дверцах старинных карельской березы шкафов, и третьем — роскошном трюмо орехового дерева с позолотой, причудливом по форме, в стиле модерн начала века.
Сняв с шеи золотой ключик на золотой цепочке, открыла секретер, тоже карельской березы, с бронзой позолоченной и ощерившимися мордами львов по углам. Выдвинула стальной пенал, из тайничка в секретере достала еще один ключик, открыла пенал, доверху набитый драгоценностями. Тут были старинные табакерки с брилльянтами, нежно переливающиеся серебристыми бочками нити жемчуга, кольца и перстни с камнями-изумрудами, рубинами, аметистами. Очень хороша была коллекция украшений из старинного серебра и малахита. Отдельно лежали пять золотых крестов, сплошь покрытых крупными брильянтами. В общей куче была и неприметная с виду золотая булавка с лошадиными головами, чья ценность повыше иных вещиц, усыпанных брильянтами. Ее нашли на раскопках скифских курганов, относили к третьему, что ли, веку до нашей эры и оценивали в сумасшедшие бабки.
А эта вещица, на первый взгляд аляповатая и формы не изящной, и камни такие крупные, что казались стеклами. Но в центре восьмиугольной броши — желтый огромный брильянт, чистейшей воды, очень нежный по оттенку, вокруг и в подвесках — тоже камни очень большие, неправильной огранки, как тогда было принято. Вещичка XVII века. Царицына брошка. Сейчас на презентацию такую не наденешь. А приспичит, можно Мытищи на нее купить. А уже обычных женских ювелирных украшений, особенно работы мастеров XIX — начала XX века, в пенале видимо-невидимо!
Так и то понять можно. Они чаще попадались в запечатанных квартирах в конце 30-х годов, когда ее отчим служил в НКВД, а мать дружила с всесильным генералом, впоследствии министром, и его супругой. |