Вергилия нагнулась и подняла с пола кожаный портфельчик. Открыв его, она извлекла желтый конверт.

— Загляните, — сказала она.

Рики открыл защелку конверта. Внутри оказалось с полдюжины черно-белых фотографий. Рики вынул их и начал разглядывать. На первых снимках была девушка лет, возможно, шестнадцати или семнадцати, в джинсах и футболке. На следующих двух девочка примерно двенадцати лет плыла на байдарке по озеру. Третий комплект фотографий был посвящен подростку с длинными волосами и беззаботной улыбкой, что-то бурно обсуждавшему с торговцем на парижской, судя по всему, улице. Все шесть снимков делались, похоже, без ведома тех, кто был на них изображен.

— Это фотографии ваших дальних родственников, Рики. Имя каждого из этих детей значится в списке, присланном вам мистером Эр в начале игры.

Рики еще раз просмотрел снимки.

— Как по-вашему, трудно было их сделать? И так ли уж трудно заменить камеру винтовкой? — Вергилия протянула над столом руку, чтобы отобрать у него снимки. — Запомните улыбки этих детей. Готовы ли вы лишить кого-то из них будущего, упрямо цепляясь за несколько оставшихся вам лет жизни?

Вергилия замолчала. Затем по-змеиному быстрым движением выхватила снимки у Рики.

— Я заберу их с собой, — сказала она, возвращая фотографии в портфель.

Она встала, бросив стодолларовую бумажку в свою тарелку, еда в которой так и осталась нетронутой.

— Вы отбили у меня аппетит, — сказала она. — Но поскольку ваше финансовое положение, насколько мне известно, ухудшилось, ужин оплачу я.

Вергилия повернулась к склонившейся над соседним столиком официантке:

— Найдется у вас булочка с шоколадом?

— Есть шоколадный пудинг, — ответила официантка.

— Тогда принесите кусочек моему другу. Жизнь вдруг стала казаться ему полной горечи, и ему нужно подсластить следующие несколько дней.

Рики шел домой в сгущавшихся сумерках и чувствовал себя совершенно одиноким. Странное дело, думал он, оказывается, я практически невидим. Сам факт существования Рики не интересовал никого, кроме человека, который его преследовал. С другой стороны, смерть Рики будет иметь первостепенное значение для кого-то из неведомых ему родственников.

Стоило лицам трех молодых людей с фотографий встать перед его глазами, как Рики ускорил шаг, а потом и побежал. Голову его наполняли одни лишь картины смерти.

Так он и бежал, пока не увидел свой дом. Только тогда Рики остановился и, задыхаясь, согнулся вдвое. В этой позе он оставался несколько минут, выравнивая дыхание.

А распрямившись, подумал: нет, я не один.

Рики развернулся на месте и уставился на собственный дом. Его ошеломила мысль, что, пока он болтал с Вергилией, кто-то мог побывать в его квартире. Успокойся, сказал он себе, и сосредоточься. Он вздохнул — глубоко и протяжно.

Стоя около дома, в котором он прожил большую часть своей взрослой жизни, Рики вдруг понял, что в жизни этой нет ни единого уголка, куда не проник бы его гонитель.

В первый раз, подумал он, мне придется искать надежное убежище. Так и не придумав, что может послужить ему убежищем, он начал подниматься по ступенькам подъезда.

К его изумлению, явных признаков вторжения в квартире не было. С облегчением Рики запер за собой дверь. И все же сердце продолжало колотиться.

— Тебе необходимо как следует выспаться, — сказал он вслух и сразу узнал интонацию, к которой прибегал, разговаривая с пациентами.

Стараясь собраться с мыслями, он шарил глазами по письменному столу. Присланный Румпельштильцхеном список родственников лежал на самом виду, поверх стопки промокательной бумаги. У Рики вдруг закружилась голова — он не помнил, чтобы клал его туда.