— Ладно, не кипятись. — спокойно сказал Иштван, нисколько не встревоженный этой внезапной вспышкой, — Садись. Поговорим. Расскажешь все честно, может и свет на эту историю прольешь. Я все узнаю, и отпущу тебя, если правда не виновен.

Аверьянов обреченно плюхнулся на стул.

— Расскажи мне, знакома ли тебе княжна Татьяна Львовна, дочь нашего уважаемого премьер министра?

Взгляд Аверьвнова забегал по комнате, словно в поисках поддержки, и слегка подавшись вперед юноша выпалил:

— Не знакома. Жизнью своей грешной клянусь.

— Да прекрати ты уже клятвы раскидывать.

— Но правда если это, ваше благородие, не знал я ее никогда, и не пересекался с ней лично.

— А вот она тебя знала. И даже влюблена в тебя была тайно.

Иштван внимательно посмотрел на юношу, но кроме смущенного блеска в глазах ничего странного в его поведении не увидел.

— Так может потому и не знал, что тайно. — осторожно предположил Аверьянов.

— Твоя правда, это может быть. — согласился Иштван.

Следующим делом Иштван достал с дела записку и показал ее Аверьянову.

— А это не твой разве почерк? — спросил он.

Аверьянов слегка прищурился, видимо зрение у него было слабое, и бегло пробежал по тексту. Когда он дочитал, глаза его расширились от ужаса.

— Только по этой записке меня и обвиняют? — возмущенно воскликнул он.

— Молодец. Догадливый. Да только не в записке дело. — Иштван убрал записку обратно, — говори лучше, писал или не писал? Только смотри, я ведь прежде чем с тобой беседовать, все о тебе разузнал, и каждое твое неверное слово приближает тебя к виселице. Ты же знаешь, что за политическое преступление тебя сразу в петлю.

Аверьянов нервно сглотнул и уронил голову на руки.

— Как вам сказать ваше благородие… вроде и почерк мой, да только знаю я, что записки этой не писал. — голос лжеюнкера звучал обреченно, словно он понимал, что все равно не поверят ему, и за убийство дочери премьер министра, ссылка стала бы для него спасением.

Иштван налил стакан воды и протянул его юноше.

Аверьянов, сделал глоток и вернул стакан.

— Ну что, если я скажу тебе, что помочь ты мне можешь, если скажешь кто заставил тебя эту записку написать.

Аверьянов вскинул голову, и в отчаянии заломил руки.

— Если бы я знал, ваше благородие. Да только нечего мне сказать. Не писал я этой записки, ни сам не писал, ни под диктовку не писал, ни автора не знаю.

Иштван нахмурился.

— Тогда может есть кто-то, кто подставить тебя мог? Раз ты вины своей в этом не видишь?

— Не знаю ваше благородие… Если б знал молчать не стал бы.

Дальше вести допрос было бессмысленным. Иштван позвал караульного. Когда на Аверьянова вновь одели наручники, Иштван тихо приказал:

— До завтра подержите еще в каземате, потом отпускайте. Когда уйдет, человечка к нему приставьте, чтоб за каждым шагом следил. Может, что из этого и выйдет.

Аверьянова увели и Иштван вернулся за стол.

Только он сел, в кабинет вошел высокий офицер, и бравым голосом доложил:

— К вам дама.

Иштван улыбнулся. Еще утром он вызвал к себе одну особу. Бывшую в недавнем времени тайным агентом Департамента. Он надеялся, что пользуясь старыми связями и имея отличную память, она сможет раздобыть необходимые сведения по делу княжны Мухиной.

Офицер продолжал стоять, ожидая приказаний. Иштван бросил на него строгий взгляд.

— Чего стоим? Приглашай! — приказал он.