— Да какая разница! Ты что же, думаешь, Геночка твой ангел был? Святой? Ну, во-первых, у него была девка. Молоденькая, красивая. С сиськами. Не то что у тебя — два прыща. Он трахал ее на даче. На той самой. А о тебе говорил, что ты тупая, жадная и фригидная сука. Всем говорил.

— Замолчи! — выкрикнула Ирина. — Врешь, скотина!

— Может, и скотина, — ехидно улыбнулся Олег, — но не вру. Ее зовут Женя. Женечка. Но это все ерунда. Я тебе еще и не то расскажу…

— Нет, — она заливалась слезами. — Я тебе не верю. Он не мог.

— Еще как мог! Сначала он, потом Серый, потом я. А потом мы решили ее убить. Знаешь, как это просто? Нет, не знаешь. Откуда? Не знаешь…

Олег подошел совсем близко, в его руках опять был нож. Ирина, как завороженная, следила за играющим на лезвии бликом. Потом она перевела взгляд на лицо Олега и ужаснулась. Это было лицо чудовища, демона. Улыбка напоминала оскал, а глаза стали совсем белыми, как у вареной рыбы. Светлая радужка слилась с белком, и только сузившиеся в точку зрачки смотрели на нее, притягивая, как черные дыры. Ей показалось, что за спиной Олега мелькнула какая-то тень. Он погладил свое левое плечо и вдруг внезапно вскинул руку.

Ирина почувствовала, как резкая боль перечеркнула горло. Она попыталась вздохнуть, зажать рану руками, но не могла. Теплые струйки стекали между пальцами, щекотали грудь под халатом.

«Этого не может быть! — промелькнуло в голове. — Это не может быть со мной. Я не могу умереть!»

Силуэт Олега вдруг стал расплывчатым и начал медленно удаляться. Ноги подкосились, как будто кто-то сзади ударил ее под колени.

«Аринушка, принеси мне клубочек красненький из корзинки, свяжу тебе носочки», — донесся откуда-то издалека голос бабушки Лизы. «Иду, бабушка», — попыталась прошептать Ирина, но не смогла и закрыла глаза…

«Вот здесь, сюда! — шептал Локи, который не покидал его с того самого дня, когда умерла Илона. — Смотри, здесь никого нет. И не было уже очень давно. Здесь ты сможешь отсидеться до понедельника. Не стоит звонить Отари домой. К чему эта спешка, он может заподозрить неладное».

Сарай был темным, в щели дуло. Пахло гнилью и дерьмом. Вдоль стены стояли пустые деревянные ящики. Олег соорудил из них нечто наподобие грота, залез вовнутрь и закрыл отверстие. Завернулся в куртку и лег прямо на голый бетонный пол. Локи устроился рядом и пел ему колыбельную, звучавшую, как боевой варварский гимн.

Олег попытался уснуть, но стоило ему опустить веки, он видел перед собой женские лица. Глаза. Они смотрели на него: пристально в упор, не мигая. Изумрудно-зеленые — Илоны, карие — Ирины, серо-голубые — Людмилы. А еще зеленовато-коричневые — Наташи Гончаровой. А может, Светланы? Они просто смотрели. Как на компьютерной заставке под названием «дьявольские глазки». Только глаза. Без лиц. Эта заставка была в компьютере офис-менеджера его конторы, и Олег не мог видеть ее без содрогания.

Он резко сел, ящики зашатались. Разбуженный Локи недовольно заворчал. Олег выбрался из грота, сел на пол и достал из кармана конверт. Чиркнул зажигалкой.

«Кретин! — взвизгнул Локи. — ты что, хочешь здесь все спалить?».

Сбив пламя, уже лизавшее уголок конверта, Олег доставал снимки по одному и рвал их на мелкие клочья. А потом — снова и снова, мельче и мельче. Пленку, не взирая на протесты Локи, он все-таки сжег. Она горела, источая отвратительный запах — совсем как та расческа, которую он подсунул под дверь Ирины, чтобы выманить ее из квартиры.

Ирина, Ирина… Как все-таки некрасивы бывают люди в смерти. Илона с неестественно вывернутой шеей.