Внутри флигеля она обнаружила длинный деревянный стол, на котором были разложены человеческие лица. Некоторые покоились в бархатных шкатулках, другие были разбросаны в ужасном беспорядке по рабочей поверхности; в стороне валялись лица с мясистыми щеками, с высокими скулами, с глазами-бусинками; лица целиком и лица разной степени развороченности: вот рот, вот высокий лоб, вот пара глаз, перекатывающихся по дну деревянной коробки, а вот половина щеки с отделенной и поднятой, словно занавес, кожей, оголяющей сетку красно-черных мышц.

Еще не оправившись от ужаса и ощущая внутреннюю дрожь от увиденного, Анна выпустила из испепелителя бесшумный разряд в дверной замок и, когда дверь поддалась, скользнула в дом, тяжело дыша. Она никак не ожидала, чтобы та, совершенно не изменившаяся, обстановка передней того дома, где она жила девять лет, так сильно подействовала на нее. Одно за другим воспоминания, радостные и мучительные, поднялись в ее душе, и она на мгновенье забыла, зачем здесь.

В это же самое время Андроид Каренина, выполнив свое задание, поклонилась Капитонычу и развернулась, чтобы уйти; но старый mécanacien, все еще уверенный в том, что перед ним стоит его бывшая хозяйка, почувствовал укол совести в отношении этой виноватой, но все же доброй женщины, которую он лишает свидания с сыном.

— Постойте, — крикнул он вдогонку, — подождите минуту!

Что-то было странное в том, насколько быстро дама подчинилась его приказу…

— Повернитесь-ка, — велел Капитоныч, с подозрительным прищуром оглядывая женщину, вновь с готовностью выполнившую его приказ. — Поднимите руки вверх, пошевелите пальцами.

Каждому новому повелению дама повиновалась с готовностью робота.

— Я не верю своим глазам, — произнес Капитоныч, — Андроид Каренина?

— Повернись. Медленно, — сказала настоящая Анна, стоя позади Капитоныча с испепелетилем, приставленным дрожащей рукой к голове механика. Но обернувшись, Капитоныч выхватил небольшую металлическую пушку. Он направил дуло прямо в голову Анны.

«Конечно же, прислуга в этом доме тоже вооружена», — подумала она.

— А, госпожа Каренина, — грустно произнес mécanacien, но в отличие от руки Анны его рука не дрожала.

Долгое время они смотрели друг на друга, не опуская оружия. Рядом на крыльце стояла Андроид Каренина, ее вуаль была теперь поднята, и она внимательно смотрела на ужасающую безмолвную сцену; глаза робота дважды моргнули, в то время как она просчитывала шансы разоружить Капитоныча, не навредив хозяйке. Анна молча молилась о том, что если уж ей суждено будет умереть здесь, то прежде провидение позволит ей еще раз увидеть сына.

Но спасло ее не божественное провидение, а человеческая доброта.

— Я не могу в вас стрелять, Анна Аркадьевна. Пожалуйте, ваше превосходительство, — сказал Капитоныч.

Она хотела что-то сказать, но голос отказался произвести какие-либо звуки; с виноватою мольбой взглянув на старика, она быстрыми легкими шагами пошла на лестницу. Перегнувшись весь вперед и спотыкаясь на лестнице, Капитоныч бежал за ней, стараясь перегнать ее. Анна продолжала идти по знакомой лестнице, не понимая того, что говорил старик.

— Сюда, налево пожалуйте. Извините, что нечисто. Они теперь в прежней диванной, — запыхавшись, говорил mécanacien. — Позвольте, повремените, ваше превосходительство, я загляну, — и, обогнав ее, приотворил высокую дверь и скрылся за нею. Анна остановилась, ожидая. — Только проснулись, — сказал он, опять выходя из двери.

— Только поторопитесь, госпожа, — сказал он снова, — пожалуйста, не задерживайтесь. Он не обрадуется, застав вас здесь.