— Только не это!
— Они сказали, что он присосался к основанию спины и затем добрался по позвоночнику до мозга.
— Нет, конечно, мой дорогой!
— Они сказали, что когда тебя нашли, лицо было настолько изуродовано, что тебя почти невозможно было опознать.
Ресницы Анны задрожали от ярости, когда она попыталась скрыть свое волнение от сына: было ясно, что Каренин рассказал сыну о том, чего сам страстно желал.
— Я в это никогда не верил.
— Не верил, друг мой?
— Я знал, я знал! — повторял он свою любимую фразу и, схватив ее руку, которая ласкала его волосы, стал прижимать ее ладонью к своему рту и целовать ее.
Он с нежностью посмотрел на Андроида Каренину, которая тихо загудела от удовольствия и попыталась без особого успеха пригладить растрепавшиеся кудри Сережи своими тонкими пальцами.
— Вам нужно идти, — сказал Капитоныч, появившись на пороге; в голосе его послышались нотки отчаяния. — Он не должен застать вас здесь. Я не в праве был допустить этого. Пожалуйста, Анна Аркадьевна.
Но ни сын, ни мать не желали, чтобы кто-то мешал их воссоединению. Старик покачал головой и, вздохнув, закрыл дверь.
«Подожду еще десять минут, — сказал он себе, — я допустил ошибку. Ужасную ошибку».
Она не могла сказать «прощай», но выражение ее лица сказало это, и сын понял.
— Милый, милый Кутик! — проговорила она имя, которым звала его маленьким, — ты не забудешь меня? Ты… — но больше она не могла говорить.
— Конечно, нет, мама! — просто ответил он, а затем, словно бы подумав о чем-то вдруг спросил, указывая на Андроида Каренину:
— Ее не забрали для корректировки?
— Нет, мой дорогой, пока что нет.
— Ох, ясно. Значит, ты среди тех, кто заслужил это?
— Не понимаю, о чем ты?
— Папа говорит, что только те, кто заслужил, получат своих роботов после перепрограммирования. Отныне только у достойных будут свои собственные андроиды.
Глаза Анны расширились от изумления:
— А папа не сказал, кто же войдет в это число избранных?
Сережа задумался на мгновение и громко, по-детски рассмеялся:
— Как кто? Он сам, я думаю! И никто другой!
Сколько потом она придумывала слов, которые она могла сказать ему! А теперь она ничего не умела и не могла сказать. Она только задрожала и схватилась за Андроида Каренину, как утопающий хватается за край спасательной шлюпки. Сережа понял, что она была несчастлива и любила его. Он знал, что отец его скоро встанет и что ему ни в коем случае нельзя встречаться с матерью, потому что в противном случае последствия встречи их будут ужасными. Андроид Каренина потянула хозяйку за руку, словно бы это была их последняя возможность безопасно покинуть дом, но Сережа молча прижался к ней и шепотом сказал:
— Еще не уходи. Он не скоро придет.
Мать отстранила его от себя, чтобы понять, то ли он думает, что говорит, и в испуганном выражении его лица она прочла, что он не только говорил об отце, но как бы спрашивал ее, как ему надо об отце думать.
— Сережа, друг мой, — сказала она, — люби его, он лучше и добрее меня, и я пред ним виновата. Когда ты вырастешь, ты рассудишь.
— Лучше тебя нет!.. — с отчаянием закричал он сквозь слезы и, схватив ее за плечи, изо всех сил стал прижимать ее к себе дрожащими от напряжения руками.
— Сережа, мой дорогой! Ты должен смягчать своей добротой его жестокость и ненависть, живущие в душе его. Ты единственное, что осталось в нем человеческого.
— Я боюсь его! — с отчаянием закричал он сквозь слезы и, схватив ее за плечи, изо всех сил стал прижимать ее к себе дрожащими от напряжения руками. |