|
Он долго боролся с недугом, а когда стало невмочь, решил добровольно уйти из жизни. Вячеслав Кеворков, также генерал КГБ и добрый знакомый Андропова, приводит в своей книге другую версию. «Однажды, — пишет он, — первого заместителя Андропова генерала армии Семена Ц<style name="15">вигуна вызвали в ЦК партии и поставили в известность о том, что на уголовном процессе по делу о коррупции в особо крупных размерах, предполагавшем высшую меру наказания в случае вынесения обвинительного приговора, подсудимые дали против него, Ц<style name="15">вигуна, показания. По их словам, он, первый заместитель министра госбезопасности, используя свое служебное положение, брал взятки. Прежде чем ответить, Ц<style name="15">вигун спросил, знает ли о его вызове в ЦК Брежнев. Получив утвердительный ответ, он попросил сутки на обдумывание. Однако, вернувшись домой, раздумывать не стал и в тот же день застрелился»<sup></sup>. Один из читателей первого издания этой книги, хорошо знакомый с руководством КГБ 1970-х годов, писал мне, что было бы ошибочным даже думать, что генерал армии и первый заместитель Юрия Андропова мог брать взятки. В КГБ не являлись секретом непомерно большие гонорары за «литературное творчество», которые получал Цвигун, писавший под псевдонимами толстые и скучные романы и сценарии к фильмам о партизанах и чекистах. Однажды Андропов со смехом сказал Цвигуну: «Семен, ты знаешь горьковское: "Если можешь не писать, не пиши"?» «Я не могу не писать», — ответил Цвигун. Гонорары за свои «повести» получал даже Брежнев.
<style name="15">Ряд авторов связывали смерть Цвигуна, напротив, с его собственными расследованиями крупных дел о коррупции, нити которых вели и к членам, семьи Брежнева. Суслов был разгневан и, вызвав Цвигуна к себе, приказал ему прекратить расследование. Однако Цвигун уже не мог остановить набравшую ход машину следствия, за которым наблюдал и Андропов. Еще в 1990 году в небольшом пресс-бюллетене «Дом кино» был опубликован очерк Ильи Лукина об обстоятельствах этой драмы. «Для Ц<style name="15">вигуна, — писал Лукин, — положение сложилось катастрофическое. Материалы следственного дела лежали у него в сейфе. Но в аппарате КГБ он оказался в полном одиночестве. К нему в кабинет никто более не заходил, он перестал принимать участие в обычных делах Комитета. Приезжал на Лубянку, запирался и ничего не делал. Вскоре наступила депрессия. В один из январских вечеров 1982 года он, как обычно, поехал на дачу. Вез его телохранитель. Цвигун попросил того показать свой пистолет, подержал его на ладони, словно взвешивая, и сказал, что пистолет очень удобный и легкий. Не уставной. Неожиданно он положил его в карман. Телохранитель удивился, но ничего не сказал. На даче валил снег, и охранник разгребал его широкой деревянной лопатой. Цвигун пошел по дорожке, спросил у охранника, куда она ведет. — <style name="15">А никуда, — ответил тот, — к забору. Я тут расчистил немного, а у забора сугроб. — <style name="15">Вот и хорошо, что никуда, — ответил Цвигун и пошел к забору. <style name="15">Около сугроба он и застрелился»<sup></sup>. <style name="15">Еще в конце 1980-х годов в одном из управлений Министерства здравоохранения я познакомился со следующим документом: <style name="15">«Усово, дача 43. Скорая помощь. 19 января 1982 г. 16.55. Пациент лежит лицом вниз, около головы обледенелая лужа крови. Больной перевернут на спину, зрачки широкие, реакции на свет нет, пульсации нет, самостоятельное дыхание отсутствует. В области правого виска огнестрельная рана с гематомой, кровотечения из раны нет. Выраженный цианоз лица. |
