|
В. П. Сербского Федор Кондратьев не отрицает фактов использования психиатрии в политических целях, но полагает, что эти случаи были достаточно редкими. «За 25 лет работы по всей территории Советского Союза обвинявшихся органами госбезопасности по политическим статьям 70 и 190-1 УК РСФСР в Институт им. Сербского было направлено на экспертизу всего 370 человек». Ясно, что о массовости говорить нельзя. Далеко не все из направленных Комитетом госбезопасности на экспертизу признавались невменяемыми. К сожалению, можно говорить о тенденции признавать невменяемыми политически неугодных. При всем этом необходимо помнить, что основная масса диссидентов все же не подвергалась принудительному лечению, а сидела в ГУЛАГе. История злоупотребления психиатрией, свидетельствует Ф. Кондратьев, не может быть сведена только к признанию инакомыслящих психически больными. Но именно эта практика оказалась в центре внимания общественности. Представляется, что историю вопроса об использовании психиатрии в политических целях можно связать с высказанной Н. С. Хрущевым «идеей», что только психически ненормальные при коммунизме будут совершать преступления, что только они способны выступать против существующего строя. Позже, когда появились признаки публичного свободолюбивого противостояния Системе, Председатель КГБ Юрий Андропов направил 29 апреля 1969 года в ЦК КПСС письмо с предложением использовать психиатрию для борьбы с диссидентами, по поводу чего было принято секретное постановление Совмина СССР.
Я не буду оспаривать приведенные профессором Ф. Кондратьевым цифры. Замечу, однако, что далеко не всегда психиатрическая экспертиза диссидентов проводилась в Институте им. Сербского. Вызывает недоумение и попытка автора оправдать некоторых врачей-психиатров, которые, «видя абсурдность обвинения или его фактическую безобидность (например, арест за рассказ политического анекдота), в своем заключении могли «дотягивать» описание тяжести психических расстройств до невменяемости, тем самым устраняя угрозу именно политических репрессий, заменяя их на пребывание в больницах, условия в которых были значительно менее тяжелыми, чем в зонах ГУЛАГа». Психиатрические репрессии для диссидентов были гораздо более тяжким испытанием, чем лагерь, тюрьма или ссылка. Жестокость подобного рода репрессий вызывала широкие протесты в СССР и на Западе. Протестовала не только демократическая, но и медицинская общественность западных стран. Это существенно мешало тому политическому курсу на разрядку международной напряженности и экономическое сотрудничество, который сначала осторожно, а потом и более активно советское руководство начало проводить с 1970 года. Юрий Андропов был несомненным сторонником этого «детанта», и ему пришлось постепенно отказываться от наиболее жестких форм политических репрессий. Был освобожден и смог снова активно включиться в движение диссидентов и П. Григоренко. Однако, по данным правозащитных организаций, многие все еще находились на принудительном «лечении». Поэтому давление Запада не прекращалось. Это наносило немалый ущерб всей советской психиатрии и медицинской службе. В одной из секретных записок в ЦК КПСС Андропов отмечал: «В ряде западных стран нагнетается антисоветская кампания с грубыми измышлениями об использовании в СССР психиатрии якобы в качестве инструмента политической борьбы с "инакомыслящими"… Последние данные свидетельствуют, что эта кампания носит характер тщательно спланированной антисоветской акции. Ее организаторы стремятся, как видно, подготовить общественное мнение к публичному осуждению "злоупотреблений психиатрией в СССР" на предстоящем VI Всемирном конгрессе психиатров в США в августе 1977 года, рассчитывая вызвать политически негативный резонанс в канун празднования 60-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции… Активную роль в нагнетании антисоветских настроений играет Королевский колледж психиатров Великобритании. |
