– Могу я пригласить вас на танец? – произнес Тристан с элегантным поклоном. Спроси он, готова ли она отдать ему свою душу, и Алана без промедления ответила бы согласием.

Но она не могла вымолвить ни слова, она только кивнула. Тристан подошел к ней совсем близко, и у нее перехватило дыхание; он взял правой рукой ее левую руку, а левой рукой обхватил ее талию. Она доходила ему всего до подбородка и могла видеть биение пульса у него на шее, слышать его прерывистое дыхание.

– Посмотрите на меня, Алана, – очень тихо попросил он. И она подчинилась. Силы, казалось, покинули ее, она стала податливым воском в его руках, готовым принять любую угодную ему форму. Они кружились на волнах музыки, и вдруг Алана ощутила, что у них есть своя собственная мелодия, ее и его, идущая от сердца к сердцу.

Никогда прежде Алана не чувствовала себя такой беззащитной и открытой перед ним: Тристан мог читать все ее мысли, заглянуть в каждый уголок ее души, взять ее в плен одной своей улыбкой. Как удивительно прекрасно было находиться в его объятиях, под его защитой, сознавать его силу и надежность и в то же время его ранимость и боль, залечить которые она готова была ценой своей жизни!

Тристан вдруг остановился. Он стоял и смотрел ей в лицо горящими темными глазами.

– Папа, ты привел Лани под омелу, значит, ты должен ее поцеловать! – закричал Габриель и захлопал в ладоши.

– Я знаю, – очень тихо подтвердил Тристан и опустил ресницы, скрывая растерянность и смущение, желание и страсть.

Его горячие губы на миг прижались к ее губам, робкие и все же настойчивые, испуганные и одновременно ищущие.

Чего же он боится? Что снова совершит ошибку? Что любовь так же недостижима, как и его мечта создавать шедевры в уединении мансарды?

Поцелуй длился мгновение, но Алана знала, что он изменил всю ее жизнь.

– Папа! – встревоженно вмешался Габриель. – Как ты думаешь, можно ли целовать ангела? Я не знаю. А что, если в нас ударит молния или постигнет еще какое-нибудь несчастье?

– Ты опоздал, Габриель, молния уже поразила меня, – в изумлении пробормотал Тристан, и в его глазах Алана увидела страстное желание обладать ею. Сколько раз она мечтала увидеть это выражение на его лице, и вот теперь ее мечта осуществилась. И что же? Единственным ее чувством теперь было беспокойство.

Ей не следовало забывать, что ее любовь к Тристану не сулит ничего хорошего. И она знала об этом с самого начала. Теперь он проявляет к ней интерес, но лишь мимолетный. Даже ангелы не могут позволить себе все время витать в облаках. Скоро ей придется расстаться с Тристаном.

– Скажи мне, Лани, какие правила там вверху, на небесах? – отвлек ее от тревожных мыслей простодушный детский вопрос Габриеля. – Что, если я подброшу мяч вверх до самых небес и он там застрянет, сбросит ли Боженька мне его обратно?

– Мне кажется, что да, – рассеянно отозвалась Алана. – Разве когда-нибудь было, чтобы ты подбрасывал мяч вверх и он не возвращался к тебе?

Габриель благодарно улыбнулся ей, как если бы она открыла ему тайну Вселенной.

– Я бы хотел что-нибудь так высоко подбросить вверх, чтобы эта вещь осталась на небесах, – вдруг став серьезным, сказал мальчик. – Я бы хотел, чтобы мама ее там поймала.

Алана заметила, что Тристан вздрогнул, как от боли, и все же ласково спросил:

– И что бы ты хотел передать ей, сын?

– Письмо с пожеланием счастливого Рождества. На небесах обязательно празднуют Рождество, ведь это они устроили нам этот праздник. Вдруг ей там немного грустно, пусть даже с ангелами…

Алана почувствовала, как у нее сжалось горло, и она снова вспомнила печального маленького Габриеля у открытого окна, рассказывающего звездам о своих желаниях.