Она обязана пригласить его. И ничего страшного тут нет! Он откажется, и вежливость будет соблюдена.
Улита повернулась к юнцу и приторно — ей так показалось — спросила:
— Хотите кофе? Правда, у меня растворимый.
Он серьезно ответил, глядя на нее сверху вниз какими-то ничего вроде бы не выражающими глазами:
— А я и пью только растворимый! — И вошел в квартиру, прислонил несносный мешок опять к стене и стал оглядывать холл, так, будто собрался эту квартиру покупать.
— Идемте, — сказала Улита и рукой повела в сторону столовой, где было красиво и прибрано.
Но он спросил коротко:
— А кухня там?
Она кивнула.
Он прошел туда, оглянувшись на нее и опять улыбнувшись победной волчьей улыбкой:
— Я люблю кухни…
«Капризный мальчишка», — с некоторой досадой подумала Улита.
На кухне у нее с прошлого еще прихода стояла немытая, уже, наверное, заплесневевшая чашка из-под кофе. Она увидела, что гость, задрав широкие рукава своего серого блузона, моет эту сволочную чашку… Улита онемела. Он был для нее слишком подвижен и быстр, и она не понимала, о чем он думает, и вообще не знала даже, как его зовут. С этого и надо было начинать, укорила она себя и представилась:
— Меня зовут Улита Алексеевна… Вас…
— Максимилиан, — насмешливо откликнулся он и добавил: — Наверное, более длинного имени родители не смогли разыскать…
Говорил он быстро, будто все время чуть посмеиваясь и над собой, и надо всеми. И говорил как-то слишком четко и немного книжно, что ли? Литературно.
«А надо мной, — подумала Улита, — он посмеивается».
Максимилиан, вытерев руки полотенцем, обернулся:
— Зовите меня Макс, это проще. А в школе меня звали Мак.
«…B школе… Господи Боже мой! Почему этот ребенок тут?..»
Ей захотелось зайти в душ, смыть хотя бы налет пыли и усталости, нельзя же представать такой перед этой сияющей юностью. Не для чего иного! Для собственного утверждения, чтобы не казаться чушкой с помойки! Сейчас она поставит чайник и… Улита встала, и тут же вскочил он.
— Сидите, Максимилиан, — почти по складам назвала она его и в первый раз улыбнулась.
У него засияло лицо.
— Я понял, где что, — быстро сказал он, — я поставлю чайник… А вы занимайтесь своими делами.
Они сидели на кухне и пили кофе.
Максимилиан либо упорно, как-то даже пристально смотрел ей в глаза, или же вставал и своей летящей пружинистой походкой выходил из кухни в комнаты. После второго из походов он сказал, что квартира ему не нравится, она безлика. То же чувствовала и Улита, но чтобы юнец… Так тонко отметил и точно.
Что происходит, она понять не могла и не пыталась, но ощущала за всем этим безобидным кофепитием что-то пугающее и начала болтать, чтобы стряхнуть странное наваждение. Она болтала о ВГИКе, об их розыгрышах, о смешном капустнике, который она почти весь, оказалось, помнила… Забыв как-то, с кем говорит, притащила курсовую фотографию, где посередине, как два голубка, сидели они с Казиевым будучи уже гражданской семейной парой… Максимилиан рассматривал фотографию, и она видела, что его взгляд устремлен именно на них: Казиева и Улиту. Потом он поднял на нее глаза, какие-то уже другие, то ли равнодушные, то ли — она побоялась признаться себе — злые.
— Это я, вы узнали? А рядом мой муж, Казиев, режиссер теперь… — зачем-то сообщила она. Защищалась именем Казиева? Словом «муж». От этого странного мальчика?.. А может, он — маньяк… Или идиотский поклонник, который будет теперь торчать у ее дверей. |