Однако шанс на то, что кто-либо из зевак окажется поблизости от ее гроба, оставался невелик – она позаботилась об этом, выбирая себе место упокоения: каменный саркофаг, покрытый тяжелой мраморной плитой и запечатанный свинцом.
Ей хотелось спросить, долго ли она пролежала в могиле, но этот вопрос мог подождать. Она думала лишь о том, что имело значение для ее великого плана.
– Сколько подходящих кандидатов готово?
Последовало долгое молчание. Достаточно долгое, чтобы она заподозрила – присутствие оставило ее. Однако голос прозвучал снова:
– Четверо.
– Четверо? Их должны быть многие сотни…
– Четверо, – повторил голос.
На краткое время она задохнулась от гнева. Может ли случиться, что ее планы – ее предназначение – снова обратятся прахом? Женщина сумела усмирить ярость. Пускай она и надеялась на множество возможных кандидатов, чтобы не бояться ошибок и неудач… ей вполне хватит и четверых. Да что там, даже и одного.
– Где они?
– В Сарансе, в четырех разных местах, но они встретятся. Уже скоро.
– А орден? По-прежнему существует? Ты явил им знамения, предваряющие мое пробуждение?
– Я показал знаки. Мне неизвестно, выжил ли кто-нибудь, способный узреть, и были ли ими предприняты какие-то действия. Как ты знаешь, я не в полной силе, мне мощно противятся… и лишь твоя воля привязывает меня к этому миру. Я почти желаю совершенно развеяться…
– Ты сделаешь, как я прикажу.
Она говорила настойчиво, повелительно, голос полнился природной силой и предельно собранной волей.
– Я повинуюсь. Я твой безраздельно. Я умолкаю, мой…
И голос смолк. На сей раз окончательно. Она знала: беседа не продолжится, больше не будет ни тепла, ни ощущения безопасности и любви. Не теперь. В уголках ее глаз зародились слезы, но женщина яростно сморгнула непрошеную влагу. Нет времени плакать. Ныне и впредь!
– Я люблю тебя, – прошептала она и почувствовала облегчение, как бы вернувшись к себе, к той, какой она когда-то была. Голос обрел силу, порождая эхо внутри каменного саркофага. – Я всегда буду тебя любить. Мы будем вместе. Мы будем вместе!
Она ощупала свои руки. Кожа по-прежнему обладала мягкостью и бархатистой гладкостью, свойственными юности. А что еще важнее – кольца оказались на месте. Она по очереди коснулась их, ощутив в каждом легкое движение силы, и наконец выбрала последнее из девяти. Кольцо сидело на большом пальце левой руки. Сделанное из древнего электрума, оно включало овальную вставочку из слоновой кости с резным изображением человеческого лица, почти скрытого тонкими оперенными крыльями. Лицо было выполнено краской, а может, эмалью, глаза представляли собой крохотные рубины. Нимб над полускрытым лицом выглядел тонюсеньким волоском золота.
– Мазратиэль, – прошептала похороненная. – Мазратиэль, Мазратиэль, явись, ибо я нуждаюсь в тебе!
Кольцо засветилось холодным лунным светом, только поярче. Молодая женщина зажмурилась, спасая глаза, и почувствовала присутствие младшего ангела. С ним пришло ощущение тепла, но это было всего лишь желанное тепло кухонного очага в зимний день… ничего общего со всеобъемлющим чувством, что она испытывала, говоря с ним. Одновременно воздух всколыхнулся, словно кто-то рядом складывал крылья, и как бы издалека долетел звук одинокой струны арфы.
– Мазратиэль пред тобой, – раздался шепот, предназначенный лишь для ее слуха. – Повелевай. Все, что в моей власти, – исполню…
Женщина так же шепотом отдала приказ, и Мазратиэль исполнил все в точности.
Брату Дельфону всегда прежде нравилась успокаивающая прохлада Могилы Святой, расположенной в самой глубокой крипте под храмом. |