Изменить размер шрифта - +

— Поэтичная, ничего не скажешь, хотя и жестокая легенда, — задумчиво промолвил Голубев. — Не разберешь, где правда, а где вымысел. Теперь я вспоминаю… Кажется, читал об этом давно, в юности. «Саломея» Оскара Уайльда.

— Да, поэтичная и жестокая, — согласилась Ольга Александровна, впрочем, как и сама наша жизнь. Не только Уайльда вдохновила эта легенда, но и Флобера, Тинторетто, Караваджо, Родена… Когда в последний раз в Третьяковке были, Алексей Васильевич? — неожиданно спросила Ерстратова.

— Давненько, — смущенно ответил майор. — Некогда как-то…

— Ну так вот, когда пойдете, не забудьте посмотреть икону «Иоанн Предтеча, Ангел пустыни». Начало семнадцатого века. Прокопия Чирина работа. Великолепная доска.

Голубев поблагодарил Ольгу Александровну за интересный рассказ и уже другим, деловым тоном, произнес:

— Однако мы несколько отклонились… Сколько же может стоить этот «Ангел пустыни», разумеется, не тот, третьяковский, а наша доска?

— Как вам должно быть известно, Алексей Васильевич, — суховатым тоном отвечала Евстратова, которую, видимо, несколько покоробил меркантильный вопрос майора, — на иконы прейскуранта, к счастью, еще не существует. Истинное произведение искусства не имеет цены. Все зависит от того, кто покупает, с какой целью и так далее. Однако полагаю, что богатый коллекционер или крупный музей с радостью отдали бы тысяч тридцать.

— Тридцать тысяч рублей! — удивился Голубев.

— Долларов, товарищ майор, в конвертируемой валюте. Я же сказала богатый коллекционер, а у нас богатых нет, насколько я знаю.

— Так уж и нет, — улыбнулся он наивному утверждению Ольги Александровны, однако развивать эту тему не стал и, еще раз поблагодарив Евстратову, поспешил к себе.

На Петровке он первым делом просмотрел картотеку похищенных икон и только после этого отправился на доклад к начальству.

— Ну, что рисуется? — Ломакин оторвал от бумаг стриженную вод машинку седую голову. — Как поживает наш Николай Угодник?

— Был Николай Угодник, да весь вышел, товарищ полковник. Сотворил очередное чудо и стал Иоанном Крестителем. Шестнадцатый век. На то он и святой, чтобы чудеса творить.

— Чудо, говоришь? Значит, все-таки перекрестили Николая в Иоанна, записали по-новой. Картотеку уже проверил?

— Естественно, Владимир Николаевич. Не значится доска в списке краденых.

— Странно… Мы должны были бы иметь информацию. Сам же говоришь шестнадцатый век. Такие доски на улице не валяются. Ладно, поживем увидим, хозяин должен объявиться. — Полковник помолчал, собираясь с мыслями. — А доска действительно куплена этим… как его… ну мистером иксом в «Новоэкспорте»? Или бумаги липовые?

— Все правильно оформлено, Владимир Николаевич, бумаги в порядке. А икона сдана на комиссию по паспорту некой Боровиковой Анны Ивановны, прописанной по Второму Брестскому переулку, дом 31, квартира 12. Я выяснил, пока экспертиза шла.

— Что значит — по паспорту? Выражайтесь, пожалуйста, яснее, полковник перешел на «вы». Была у него такая привычка — говорить «вы» в минуты недовольства. — Кто именно сдал икону на комиссию?

— Это мы и выясняем, товарищ полковник, — Голубев тоже перешел на официальный тон. — Пока удалось установить, что у этой Боровиковой с полгода назад пропал паспорт. То ли утеряла, то ли украли, она и сама толком не знает. Мы ее основательно проверили. Почтенная женщина, мать семейства.

Быстрый переход