Томас ничего не сказал. Он не знал, как ему сохранить ее доверие. Но он вздрогнул, когда она сказала:

— Знаешь, что в этот час признаний будет лучше, если я скажу: во второй раз, когда я приходила к тебе, у меня были весьма нескромные намерения.

— В самом деле? И что же?

— Я хотела отдаться тебе! Мне хотелось посмотреть, способен ли ты любить, мне хотелось сделать что-то для тебя, эротически тебе помочь в твоем одиночестве. Мне хотелось почувствовать себя благородной. Это было, разумеется, ложь и обман, а истина заключалась в том, что я хотела тебя, не решаясь признаться себе в этом. Но все получилось наоборот. Это ты проявил ко мне милосердие, и это я оказалась несчастной и совершенно забыла о своих намерениях. К счастью. Что бы ты подумал обо мне?

Томас засмеялся, весело и искренне.

— Я бы не стал думать, я бы вместо этого стал действовать.

И тогда Тула тоже рассмеялась.

— Все-таки я рада, что в тот раз ничего не произошло. Тогда бы мне не к чему уже было стремиться.

— Господи, неужели на этом бы и закончился роман? — спросил он.

— Вообще-то я так не думаю, и ты об этом знаешь, — сказала она, теснее прижимаясь к нему. — А теперь мне просто любопытно: как все это бывает. Насилие было просто омерзительным, жутким.

При воспоминании об этом она передернулась.

— Думаю, что это может быть по-настоящему прекрасно, — ответил Томас.

— Я тоже так думаю. Если люди нравятся друг другу.

Но Тула не была особенно уверена в своих словах. И у нее вырвался горестный вздох:

— Нет, Томас, это не так. Думаю, что не смогу что-то чувствовать. Боюсь, что я такая же, как Суль. Она не могла любить земных мужчин. Она любила одного лишь Сатану.

— Но ведь ты не имеешь никакого отношения к Сатане?

— Нет.

«Только к демонам, — подумала она. — А что если только они могут удовлетворить меня? Как же быть тогда с любовью? Способна ли я вообще на такие чувства? Ах, как мне нравится Томас! Его приветливость, его симпатичное лицо с голубыми глазами под темными ресницами, с чувственным ртом, обрамленным морщинами горечи. На его лице видны печаль и страдание. Мелко вьющиеся волосы… Но самое красивое у него — это руки. Жилистые, сильные, нервные. И еще широкие плечи. Мощные мускулы, которые я ощущаю теперь, прижавшись к нему. Это дает такое чувство надежности…

Но как обстоит дело с его ногами?

Да, ноги у него…»

— Ах, Томас, я забыла о самом главном!

— Ты хочешь рассказать мне что-то еще?

— Нет, нет, мы все уже выяснили. Хейке дал мне кое-какие лекарства…

Она не сказала, что эти лекарства взяты из жуткого колдовского наследства Людей Льда. Но она вовсе не собиралась использовать их для колдовства.

— Лекарства? — наморщив лоб, спросил Томас. — Но ведь я же не болен.

— Да, но ты…

Ах, как трудно говорить об этом!

— Хейке сказал, что это, возможно… сделает твои ноги сильнее.

Он раздраженно отвернулся.

— С этим уже ничего не поделаешь, — сказал он.

Она топнула ногой. Как ей выйти из этого положения?

— Не хочешь ли ты рассказать мне о своих ногах? Почему они стали такими?

— Нет, мне нечего рассказывать, — неохотно произнес он.