Фруктовые ряды пахли приторно-сладко — остатки начинали подгнивать на жаре. Запах грязи и пота, запах тысяч двигавшихся, плотно спрессованных тел мешался с цветочным ароматом дикого меда и ореховым — от лотков с пахлавой, над которыми жужжали пчелы.
Все эти зрелища, звуки и запахи пробуждали у Лайзы воспоминания, которые казались абсолютно реальными, как воздух в легких или малыш, еще не начавший толкаться в животе. Это был мир Мириам, мир книги, мир детства, которого у нее никогда не было, но о котором она мечтала так страстно, что почти ощущала на вкус. Не извращенная убийствами версия ее судьбы, а добрая волшебная сказка со счастливым концом, где она должна выйти замуж за человека, которого любила, — за Мэтта, который защищал ее, когда все остальные стали врагами, который знал о ней все… или почти все… и все равно любил.
Для Мэтта притягательность базара объяснялась еще проще. Вот он, лабиринт, жужжащий улей человечества, где можно исчезнуть, растаять, как крупинка амбры в пыли. Базар был полон жизни, тепла, радости и человечности — самое лучшее убежище на свете! Но все же это было бегством, хоть он и чувствовал себя здесь в безопасности, окруженный толпой и спрятанный в коконе любви Лайзы.
— Возьми меня за руку. Я хочу кое-что тебе показать.
Улыбаясь и то и дело оглядываясь, Лайза повела его по узкому, вымощенному булыжником переулку, к крутой каменной лестнице, которая вилась и вилась головокружительной спиралью, пока не перешла в другую узкую улочку. Слева находились ряды древних пекарен, густой дрожжевой запах которых наполнял воздух. За ними шли еще ряды: шелковые и резчиков по дереву, похожие на те, которые они только что проходили внизу. Справа был тупик с единственным заброшенным риадом, традиционным марокканским домом, поднимавшимся на три этажа и надменно взиравшим на переулок внизу.
— Ну? Что ты думаешь? Знаю, это звучит глупо и даже безумно, но именно таким я рисовала себе дом дяди Сулеймана.
Мэтт снисходительно улыбнулся.
— Разве дядя Сулейман не был богат? Этот особняк выглядит так, словно развалится от одного чиха.
Лайза пожала плечами.
— Он не развалился за шестьсот лет. Внешность, видишь ли, может быть обманчива.
Оба улыбнулись.
— А он продается?
— Не знаю. Но мы же можем все точно узнать, правда? — выпалила Лайза. — Можем отремонтировать его, сделать своим! Признайся, этот дом выглядит очень романтично! Подумай, как мы будем счастливы здесь!
Мэтт подумал, как они будут счастливы, и мысленно поблагодарил Бога. Возможно, он не заслужил такого счастья. И Лайза тоже. Но теперь это ихкнига, их история.
И Мэтт Дейли точно знал, что здесь они будут жить долго и умрут в один день.
Эпилог
Офицер ПУЛА вошел в комнату и поперхнулся. Пришлось выскочить в коридор, где его тут же стало выворачивать наизнанку, пока в желудке ничего не осталось.
Кровь была повсюду. Повсюду. Но она была не свежей, а старой, запекшейся, темной и смрадной. В центре застывшей лужи лежало то, что когда-то было телом, а теперь превратилось в серо-зеленую, вонючую, сочащуюся массу слизи, в которой кишели опарыши. Только кости, белые, сверкающие и чистые, выглядывавшие из этой мерзости, свидетельствовали о том, что когда-то это был человек.
Прикрыв рот и нос, коп обреченно направился обратно.
— И сколько это… тут пролежало? — спросил он патологоанатома.
Тот покачал головой:
— Невозможно сказать. Два или три месяца. А может, и больше. Мы проведем анализ личинок. Может, тогда что-то поймем.
При слове «личинка» детектив снова подавился, но вынудил себя остаться на месте.
— Мужчина? Женщина? Возраст?
— Мужчина. |