Анжелина замахала руками, отгоняя пса.

— Если у тебя урчит в брюхе, тем хуже для тебя, — добавила она, хотя и испытывала жалость, видя, как у собаки течет слюна.

Но это не помешало Анжелине поесть с большим аппетитом. В Сен-Лизье ее уважали за твердость характера и умение сохранять самообладание в любых ситуациях. С детства она никогда ни на что не жаловалась, была трудолюбивой, усердной девочкой. Ее считали щедрой, веселой и, главное, образованной. Она посещала школу, читала много книг, которые ей давала некая мадемуазель Жерсанда, протестантка, гордившаяся тем, что никогда не была замужем. Старая дама жила в причудливом домике, расположенном чуть выше Центрального рынка с каменными прилавками. Анжелина испытывала к ней безграничное почтение и глубокую благодарность.

Но в этот день городок Сен-Лизье, с его богатыми домами, фонтаном на площади и собором с желтыми кирпичными стенами, принадлежал другой вселенной. Пещера Кер стала для Анжелины самым надежным убежищем. Она сравнивала себя с заблудившейся птицей, свившей здесь гнездо, чтобы избежать опасности.

— Увы! Я не боюсь клюва ястреба или когтей совы. Я боюсь себе подобных, — говорила Анжелина собаке. — Понимаешь, собака, Анжелина Лубе не имеет права плохо вести себя. Она не хочет причинить боль своему отцу. Папа — человек прямой, честный. Что касается мамы, то весь город хранит о ней самые добрые воспоминания. Да, Адриена Лубе не могла родить легкомысленную дочь, отдавшую свою девственность первому встречному… Нет-нет, Гильем вовсе не был первым встречным. Если бы ты его видела, собака! Высокий, темноволосый, с матовой кожей и миндалевидными зелеными глазами, в которых сверкают золотые искорки. Однажды я сказала ему, что он украл эти искорки у песков Арьежа. Да, вот уже на протяжении нескольких столетий в песке наших рек и ручьев находят золото. Пастухи даже опускают в воду руно, чтобы к нему прилипли частички драгоценного металла. Мне об этом известно гораздо лучше, чем тебе, собака!

Та завиляла хвостом, поддавшись очарованию голоса Анжелины. Ее глаза смотрели так дружелюбно, что та бросила собаке корочку сыра и небольшой кусок хлеба.

— У меня такое впечатление, что ты охраняешь меня и моего малыша, — доверительно сказала Анжелина. — Подойди ближе, подойди же…

Собака встала и медленно направилась к ней. Анжелина, набравшись храбрости, погладила ей спину. Шерсть была густой, шелковистой.

— Теперь мы друзья, — засмеялась молодая женщина.

Она даже не подозревала, насколько справедливы были ее слова.

День медленно подходил к концу. Молодая мать поддерживала огонь и баюкала своего малыша. Когда спустились вечерние сумерки, она легла рядом с ним и снова дала ему грудь.

— Это, Анри, наша последняя ночь, — вздохнула Анжелина. — Я навсегда сохраню твой облик в своем сердце, я узнаю тебя из тысячи других. Моя крошка, мой дорогой… Я так хочу видеть, как ты растешь, ласкать тебя каждый день. Я не принадлежу к числу тех женщин, которые оставляют своих детишек у ворот монастырей. Твоя бабушка Адриена отнесла более дюжины маленьких невинных младенцев в богадельню Фуа. Там она клала их в ящик и дергала за веревку колокольчика. Монахини забирали несчастного сироту, у которого больше не было семьи. Нет, Анри, твоя бабушка поступала так не со своими детьми, нет… Но иные женщины, которым она помогала при родах, просили ее об этой услуге, и моя мама с печалью в душе проявляла к ним снисходительность и выполняла столь неприятную миссию. Но ты никогда не будешь сиротой, Анри Лезаж! Я отдам тебя доброй кормилице и буду навещать каждый месяц. Спи, моя крошка, спи…

По щекам Анжелины катились крупные слезы.