Наконец показалось селение и мост через Арак. Река, вспухшая от частых дождей, бурлила. Волны перекатывались через каменистые уступы. Дно реки было усеяно галькой самых разных цветов: серой, желтой, белой…

— Вот мы и добрались, моя крошка, — тихо сказала Анжелина.

Она с грустью посмотрела на дома вокруг церкви. Липа, под которой стояла круглая деревянная скамья, широко раскинула свои голые ветви. Это дерево было посажено в 1848 году в честь отречения Луи-Филиппа от власти и провозглашения Второй Республики. Со стены спрыгнула кошка и юркнула в сарай рядом с домом владельца бакалейной лавки, в которой торговали также и табаком.

— Я здесь не была целый год, — сказала Анжелина.

Справа, напротив таверны, возвышалась мельница папаши Пикемаля.

— Держись! — сказала себе Анжелина с тяжелым сердцем. — Смотри, да это старый Рене де Жаке!

Ей навстречу шел сгорбленный чуть не до земли пожилой мужчина в засаленном берете, надвинутом на лоб. Он, приподняв палку, показал на собаку:

— Откуда появилась эта овчарка? — спросил он. — И кто ты такая?

— Вы меня не узнаете? Я дочь Адриены Лубе. Мои дед с бабкой, Бонзоны, были вашими соседями. А вы по-прежнему живете наверху, в Жаке?

Анжелина показала на хутор из четырех домов, раскинувшийся на высоте в тысячу метров. На плато всегда хозяйничал ветер. Особенно тяжело там жилось зимой.

— А, помню, — буркнул старик.

— Когда я была девочкой, по вечерам мы часто приходили к вам, мсье Рене, — уточнила Анжелина с ноткой грусти в голосе. — Мы приносили с собой стулья, и меня это забавляло. Мы чистили кукурузу для кур… Все пели…

— A-а… Это твоя собака?

Молодая женщина на мгновение заколебалась. На собаке не было ошейника, и, недолго думая, она энергично кивнула головой.

— А то мне нужна овчарка. Я уже говорил мэру: вчера вечером волки задрали мою овцу. У меня была собака, но сдохла.

— Мне очень жаль, — ответила Анжелина, прощаясь. — Удачи вам!

Ее позабавили выговор и грубоватые манеры старика. Благожелательная мадемуазель Жерсанда обучила ее хорошим манерам и литературным выражениям.

«Возможно, славная мадемуазель Жерсанда догадывалась о моих отношениях с Гильемом. Этим летом она слишком настойчиво повторяла, что я должна уметь вести себя в обществе. Если мне придется разговаривать с Лезажами, я не ударю в грязь лицом».

Малыш расплакался. Его плач был похож на мяуканье котенка. Анжелина приподняла накидку и поцеловала сына в лобик.

— Прошу, будь умницей! Скоро тебя покормят, Анри, — ласково приговаривала молодая мать, сворачивая на узкую улочку с серыми домами.

Каждый шаг давался ей с трудом. Но, как ни медлила Анжелина, она все-таки пришла на улицу Лавуар. Охваченная нервной дрожью, молодая женщина привязала ослицу к кольцу, вделанному в стену.

— А ты, собака, подожди меня здесь, — выдохнула Анжелина. — Не уходи. Я не знаю, что буду делать с тобой, но подожди.

Малыш заплакал громче. С пересохшими губами Анжелина сквозь слезы растерянно смотрела на темную деревянную дверь. Она должна была постучать, но ее руки судорожно вцепились в крохотное тельце сына.

— Пресвятая Дева, помоги мне! — прошептала Анжелина, стараясь обрести мужество. — Если женщины Сютра увидят, что я плачу, если я не сумею поведать им сказку, которую придумала, они поймут, что этого ребенка родила я. Гильем, почему ты не возвращаешься?! Почему молчишь? Боже мой! Ты мог бы мне написать!

Анжелина в последний раз с нежностью взглянула на своего ребенка.