– Вам помочь, мисс?

Работник подошел ко мне, и тут я, признаться, озадачилась. Передо мной стоял парнишка лет 16–17, не больше. Каштановые волосы, давно не стриженные, лезли в глаза. В пальцах дымилась недокуренная сигарета.

– Кот забрался под машину, – объяснила я. – И не хочет вылезать, а дотянуться до него я не могу.

– Ясно, – сказал мой собеседник и, наклонившись, заглянул под машину. При этом движении волосы на его лбу качнулись, открыв старый шрам, который заходил на левую бровь и рассекал ее надвое. Поглядев на руки незнакомца, я заметила другие рубцы от старых шрамов, которые совершенно не вязались ни с его возрастом, ни со свежим лицом, но не успела даже удивиться, потому что мой собеседник бросил сигарету и легким движением скользнул под машину. Оттуда донеслось злобное фырчание, и через мгновение серый кот выскочил наружу и что есть духу помчался к дому на другой стороне улицы. Юноша в комбинезоне выбрался из-под машины, потирая правую руку, которую, судя по всему, кот таки успел на прощанье хватануть когтями.

– Он вас сильно поранил? – встревожилась я.

– Ну не насмерть же, – ответил юноша с широкой улыбкой. – Это кот миссис Дженсен. – Он кивнул на дом напротив. – Такой же мерзкий, как она сама.

– Правда? – пробормотала я.

– Она два раза заявляла на нас в полицию, что мы торгуем крадеными деталями. Чертова ведьма. Ее муж бросил, вот она и бесится. – Он прищурил глаза, и тут я заметила, что они у него серо-голубые. – Я Рэй, а вы новая клиентка Розы? Раньше я вас тут не видел.

– Миссис Серано обещала сшить мне платье, – сказала я. – Спасибо за помощь, и… До свиданья.

– Обращайтесь, если что понадобится, – сказал Рэй. – Мы любой ремонт делаем, быстро и недорого. – Он критически оглядел мою колымагу. – Машина у вас… м-да… машина, в общем.

– Вы мне открыли глаза, – не удержалась я, садясь на водительское место. – А я-то была уверена, что это «Роллс-Ройс».

Он засмеялся, и я помахала ему на прощание рукой, прежде чем уехать.

…Итак, шло лето 1928 года. Август? Да, наверное, август. Просматривая записи, которые я от случая к случаю вела в ту пору (не знаю зачем), я вижу, что еще весной прошлого года съехала из первой своей лос-анджелесской квартиры. Это была человеческая конура с окнами, выходящими на железную дорогу, и проходящие по ней поезда грохотали так, что стекла дребезжали в рамах и с полок падали мелкие вещи.

Уяснив себе непреложную истину, что экономить можно на чем угодно, только не на жилье, я стала искать выход. Казалось вполне логичным, что, если поселиться в одной квартире с кем-нибудь из девушек, которые работают в нашей газете, это позволит решить все проблемы. Но, как известно, логика и люди – две вещи несовместные. На общей территории со знакомой машинисткой я продержалась всего полторы недели. Лиззи была милой девушкой, но в быту человек раскрывается с самых неприглядных сторон, и ее привычка разбрасывать везде грязное белье и брать без спроса чужие вещи произвела на меня удручающее впечатление. Знакомая моя к тому же находилась в постоянном поиске подходящего мужчины и считала, что если переспать с одним, другим, третьим и сто третьим, то методом перебора рано или поздно наткнешься на что-нибудь приличное. Устраивая дома очередное свидание, она просила меня пойти куда-нибудь и не мешать ее планам, так что, когда я узнала от одного из наших фотографов, что по соседству с домом, в котором жил он сам, сдается маленькая квартира за приемлемую плату, я собрала свои вещи и ушла окончательно.

– Дом многоквартирный, жильцы как жильцы, в уголовную хронику вроде никто не попадал, – рассказал фотограф, которого звали Роджер.