– Не важно. Ее хочет Назарах.
А даже самый амбициозный юный вампир не осмелится спорить с сиром. Ангелы возвели пытки в искусство и Назарах преуспел в этом лучше многих, явным свидетельством чему для Эшвини стали крики, что до сих пор хранят в себе стены его старинного особняка.
– Ты считаешь, – пробормотала она, – что Моник следовало пристальнее присмотреться к Антуану и Жанне и хорошенько подумать, прежде чем просить о почти-бессмертии?
– В жизни вампира есть свои плюсы, – Жанвьер остановился, чтобы отломить бутон степной розы и поднести его к лицу Эшвини. Запах цветка был роскошен.
– Может и так, – ответила она, вдыхая аромат, – но если мы вернем ее Назараху, она станет для него всего лишь пешкой. Полностью в его власти. Сто лет она не сможет проявить волю, быть самой собой. Она окажется чем-то вроде домашнего животного.
Уронив розу, Жанвьер сунул руки в карманы.
– А ты никогда не спрашивала о моем Контракте. – Его голос вдруг утратил обычную мелодичность, каждый слог стал резким и отрывистым.
– Ты влюбился в вампиршу.
Он замер.
– Копалась в моем прошлом? – Хотя Жанвьер и пытался сдержать гнев, но он был столь же очевиден, как месяц в безоблачном летнем небе.
– Не пришлось, – она пожала плечами. – Такие мужчины как ты, с таким характером, никогда не смогут легко покориться чужой воле. Но ради близкого человека ты готов на все – даже если это тебя наполовину убьет.
– Я так предсказуем?
– Нет, – она встретилась с ним взглядом, и еще один слой ее хрупкого щита разлетелся вдребезги. – Просто мы похожи.
– О. – Густые волосы засияли в лунном свете, когда он принялся вышагивать взад-вперед. – И ты кому-то доверялась настолько, cherie?
Да, и на память остались шрамы. Отметины на спине почти сгладились, а вот те, что испещряли ее душу… Она сомневалась, что когда-либо сможет простить.
– Мы говорим не обо мне. Что случилось с твоей возлюбленной?
– Шамии понадобилось всего несколько лет, чтобы устать от меня. И я остался на растерзание Нехе.
– Ядовитой Королеве?
Осторожный кивок.
– Ее двор… Это был частично кошмар, частично экстаз. Я никогда не испытывал такой боли, как в ее руках, но в то же время она открыла мне мир удовольствий, о которых я даже и не подозревал.
Эшвини вспомнила архангела, с ее шоколадно-коричневой кожей, миндалевидными глазами и экзотической привлекательностью.
– Так вот почему ты за мной волочишься? – Эшвини не была красавицей, но ее кожа была по-восточному смуглой, а глаза – темными. – Потому что она оставила на тебе свою печать?
Жанвьер расхохотался, и это был абсолютно искренний смех, какой она слышала всего лишь пару раз, обычно когда он обводил её вокруг пальца на охоте.
– Неха, – сказал он, – холодна, как те змеи, что она держит в качестве домашних зверушек. А в тебе, моя суровая охотница, пылает огонь. В мире нет двух столь непохожих женщин.
Лед в ее душе потихоньку растаял от этого жизнерадостного смеха.
– Итак, что же ты узнал, прежде чем Кэллан принялся исследовать языком гланды госпожи Бомон?
– Он предлагал мне остаться, присоединиться к поцелую Фокса.
Его тело чуть касалось ее, когда они шли бок о бок. И ей хотелось подойти еще ближе, дотронуться, ощутить его прикосновения. Побыть женщиной.
– Думаю, он догадывается, что ты не командный игрок.
– Я готов сражаться за то, что важно, – из его голоса пропало обычное веселье. – Но все это – всего лишь мелочная политика. |