Горничная тетки приготовила ей на дорогу всего три очень простых вечерних платья, заявив, что самые лучшие надо оставить в сундуках и надеть только в Санкт-Петербурге. Однако и это были достаточно дорогие наряды из модных лавок с Бонд-стрит. Полина считала их необычайно красивыми и едва смела к ним прикоснуться.

Когда тетка заказывала ей столько нарядов, Полина считала ее такой щедрой! Она не подозревала, что все покупки делаются в расчете на то, чтобы отослать ее из Англии, а одежды заказано столько, что ее должно было бы хватить на год или даже на более длительный срок. Теперь ей неприятно было вспоминать о собственной наивности и надеждах на новые знакомства и выезды в высшее общество.

Однако, чем бы ни руководствовалась ее тетка, предоставив Полине столь хороший гардероб, приятно было хотя бы то, что в Санкт-Петербурге ей не придется выглядеть оборванкой. Оставалось только надеяться, что к ней будут относиться достаточно уважительно.

Полина очень опасалась, что в глазах русских она окажется всего-навсего гувернанткой — а с женщинами этой профессии в Англии обращались высокомерно, и ее мать всегда говорила о бедняжках с глубоким сочувствием.

— Бедненькая! — только и могла прошептать она, услышав, как хозяйка дома, в котором они гостили, резко отчитывала гувернантку, которая присматривала за ее детьми.

— Но ведь благородной даме не годится так говорить с человеком, который не может за себя постоять? — спросила тогда Полина.

— Гувернанткам приходится особенно плохо, потому что они находятся между небом и землей, — несколько туманно ответила ей мать.

Не вполне поняв, что она имеет в виду, Полина вопросительно на нее посмотрела, и тогда та добавила:

— Наниматели горничных не считают их равными себе — и в то же время они стоят выше остальной прислуги. Поэтому они стоят особняком и почти лишены каких-то привилегий. Мне всегда бывает ужасно их жалко.

После этого случая Полина всегда старалась найти возможность поговорить с гувернантками в тех домах, где она с родителями гостила, и замечала, что те всегда были глубоко благодарны даже за самое малое внимание.

Теперь она снова подумала о том, что сама может оказаться в таком незавидном положении. Эта мысль была не только пугающей, но и оскорбительной. Оставалось только снова и снова напоминать себе, что, если ее положение окажется совершенно невыносимым, она вернется домой, и если уж она вернется, то тут тетя Кэтлин уже ничего поделать не сможет.

Закончив туалет, Полина посмотрелась в зеркало и решила, что нисколько не похожа на гувернантку. Больше того, она решила, что выглядит так, будто собирается ехать на первый в своей жизни бал.

Увы! Этой радости ей не суждено будет узнать!

Полина не могла не грустить из-за того, что, пока она находилась в Лондоне, у нее не было возможности хотя бы посмотреть со стороны на бал — такой, описания которых она читала в «Журнале для дам». Там они всегда характеризовались как ослепительные.

Она рисовала себе в воображении картину, как прекрасные нарядные женщины — такие, как ее тетка — танцуют под люстрами, в которых горят тысячи свечей, и думала, что эти красавицы, скользящие по блестящему полу в пышных светлых платьях, должны напоминать гордых лебедей.

«Наверное, меня и в России не станут приглашать на балы», — печально подумала Полина.

Однако она поспешила отогнать все неприятные мысли, твердо пообещав себе, что не станет давать волю тревогам о будущем, а постарается как можно полнее насладиться настоящим. Приятно было думать, что сейчас ее ждет обед с человеком, который в состоянии ответить на множество вопросов, не дающих ей покоя.

Она очень боялась прийти в салон слишком рано — тогда ей пришлось бы дожидаться его прихода — и была рада, увидев, что лорд Чарнок уже пришел.