— Прикажите уведомить кардинала, что я ожидаю его, и велите сказать обоим мушкетерам, о которых идет речь, чтобы они немедленно явились ко мне. Я хочу выслушать и их!

Маркиз де Сен-Марс, с каждым днем все более входивший в милость у короля, поклонился и вышел исполнить приказание.

Несколькими минутами позже кардинал с заметно недовольным выражением лица входил в кабинет короля.

— Вы желали говорить со мной, ваша эминенция, какое важное дело привело вас ко мне? — спросил король.

— Я пришел к вам с жалобой, сир, с очень горькой жалобой!

— Как, ваша эминенция! Вы приходите с жалобой, ведь обыкновенно вы имеете привычку карать по собственному произволу?

— Если ваше величество ставит мне это в упрек, то осмелюсь заметить, что если я и караю, то только в делах, касающихся ваших интересов, сир. В моих личных делах я не хочу судить и наказывать.

— Так дело касается вас?

— То есть моих подчиненных, сир! — Вчера вечером случилось очень неприятное происшествие, и оно не должно остаться безнаказанным.

— Выражение вашего лица говорит мне, что вы сильно разгневаны, ваша эминенция.

— Простите, сир, если я не сумел скрыть своего настроения, но происшествие это, действительно, сильно расстроило меня.

— Но что же, наконец, случилось?

— Не более того, ваше величество, что в прошлую ночь на дороге в Фонтенбло нашли убитого, одного из солдат моей лейб-гвардии!

— Как убитым? Каким же образом и кем?

— Я сейчас же велел тщательно расследовать это дело, ваше величество!

— И что же оказалось?

— Четверо моих гвардейцев ехали вчера вечером по дороге, беззаботно распевая песни, как вдруг два мушкетера догнали их и, сперва вступили с ними в спор, а затем обнажили шпаги и закричали гвардейцам, чтобы они защищались, если хотят остаться в живых!

— Это похоже на нападение!

— Конечно, сир! Это-то и возмущает меня более всего, потому что случившееся с моими гвардейцами может случиться со всяким!

— Действительно, я нахожу, что на это дело следует обратить внимание, — серьезно сказал король.

Ришелье с удовольствием заметил, что Людовик внимательно его слушает.

— Мушкетеры убили солдата Туре, ранили господина де Пеллерона, и…

— Как, два мушкетера?

— Разумеется, они остались победителями; кто же осмелится затевать такое кровопролитное сражение посреди большой проезжей дороги. Туре остался мертвым на месте.

— А на ваших гвардейцев можно положиться, господин кардинал? Уверены ли вы в их благонадежности и не думаете ли вы, что они были способны первыми начать ссору? — спросил король.

— Более чем уверен, ваше величество, они все люди благородные, из хороших старинных фамилий, кроме Туре. Остальные — это де Рансон, Мулен и де Пеллерон.

— Вы совершенно правы, ваша эминенция, требуя удовлетворения, и оно будет дано вам, будьте уверены.

— Заранее приношу вам, сир, мою глубочайшую признательность! Пусть виновные будут строго наказаны!

— Но теперь мы выслушаем другую сторону. Этого, полагаю, требует справедливость. Не правда ли, ваша эминенция?

— Другую сторону? — с недоумением повторил Ришелье, как будто ее не должно было существовать там, где он обвинял и приносил жалобу.

— Конечно, господин кардинал, я понимаю мушкетеров. Вы допрашивали только своих гвардейцев и поверили им на слово, не так ли?

— Я не сомневаюсь, что…

— И я нисколько не сомневаюсь в справедливости ваших слов, но я не так уверен в ваших гвардейцах, как вы, ваша эминенция, и для очищения совести хочу удостовериться в истине, чтобы не наказать невинных! — Сказав это, король позвонил и приказал позвать мушкетеров.