Через несколько часов суденышко причалило к маленькому острову Святой Маргариты.

Узнав о его прибытии, жители острова вышли встречать своего губернатора. Они торжественно сопровождали его до самого губернаторского дома, в котором должны были теперь жить Сен-Марс и Луи.

Тут же к нему явилась депутация, высказавшая надежду найти в нем доброго правителя, и он им обещал всегда и во всем отстаивать их права.

Относительно мальчика Сен-Марс принял решение, неслыханное по своей жестокости: чтобы никто больше не видел его лица, шевалье распорядился изготовить железную маску и надеть ее на отверженного королевского отпрыска.

Луи никогда не должен был ее снимать. Ему строжайше запрещалось покидать свои комнаты, находящиеся за комнатами губернатора… Одним словом, его сделали арестантом, чтобы уже ни у кого не было ни малейшей возможности перепутать его с правящим королем!

Сен-Марс же счел своей обязанностью взять на себя тяжелую миссию — стать строгим тюремщиком своего подопечного.

— Гм! Очень просто, — ответил, улыбаясь, Милон, — это случилось почти на глазах виконта. Как тебе известно, королева послала нас узнать о здоровье герцога. В то время, как мы были у него в спальне, с ним опять сделался приступ удушья. Пока виконт ходил за доктором и расправлялся с Жюлем Гри, бежавшим из тюрьмы, я оставался с герцогом наедине, оказывая ему помощь. Я отнес его на постель, ухаживал за ним, затем мы привели к нему Вильмайзанта, и за все это я приобрел его доверие и благодарность.

— У него был другой доктор?

— Да, но тот не мог больше помочь ему, — продолжал Милон. — Впрочем, и Вильмайзант говорит, что последний час герцога приближается ускоренными шагами, но однако же помог ему настолько, что он может даже вставать с постели.

— Вильмайзант славный доктор, — заметил маркиз.

— Он доказал это, подлечив герцога, — сказал Этьенн, — я слышал, герцог сегодня уже выезжает.

— После того дня он уже два раза за мной посылал, — сказал Милон, — давал мне кое-какие секретные поручения и остался очень доволен моими услугами. Это увеличило его доверие. Надо помочь старику… Ведь ему уже немного остается… Хотя он и не один раз проделывал с нами скверные штуки, но мы должны, как добрые христиане, простить ему это.

— Я с тобой согласен, — прибавил виконт. — Но ты хотел сообщить нам сегодня какую-то секретную новость?

Милон как будто смутился. Маркиз заметил это.

— Вижу, вижу! — сказал он со своей тонкой, милой улыбкой, — очень важное дело… Сердечная тайна…

— Угадал! — вскричал Милон, — я теперь на распутье, и вы первые узнаете, на что я решаюсь.

— Мы на это имеем некоторое право, — заметил Этьенн.

— Я долго обдумывал, боролся, и, наконец, решился на все, не думая о последствиях, — сказал Милон, — я хочу сделать предложение одной девушке, пусть даже из-за этого мне пришлось бы лишиться чести быть мушкетером королевы!

— Догадываюсь, о ком идет речь… — вполголоса сказал Этьенн.

— Вы все знаете молоденькую помощницу смотрителя королевского серебра, Жозефину, я люблю ее и решаюсь отбросить всякие предрассудки.

— Как! Ты хочешь жениться на дочери старого Пьера Гри? — спросил виконт.

Маркиз слушал, скрестив руки.

— Я люблю ее и не хочу из-за светских условностей жертвовать своей любовью. Жозефина хорошая, честная девушка… Почему бы мне не последовать голосу сердца? Напротив, я дурно поступлю, если позволю предрассудкам помешать моему счастью.