Княгиня попросила Вареньку спеть еще, и Варенька спела другую пиесу так же ровно, отчетливо и
хорошо, прямо стоя у фортепьяно и отбивая по ним такт своею худою смуглою рукой.
Следующая затем в тетради пиеса была италиянская песня. Кити сыграла прелюдию и оглянулась на Вареньку.
- Пропустим эту, - сказала Варенька покраснев. Кити испуганно и вопросительно остановила свои глаза на лице Вареньки.
- Ну, другое, - поспешно сказала она, перевертывая листы и тотчас же поняв, что с этою пиесой было соединено что-то.
- Нет, - отвечала Варенька, положив свою руку на ноты и улыбаясь, - нет, споемте это. - И она спела это так же спокойно, холодно и хорошо,
как и прежде.
Когда она кончила, все опять благодарили ее и пошли пить чай. Кити с Варенькой вышли в садик, бывший подле дома.
- Правда, что у вас соединено какое-то воспоминание с этой песней? - сказала Кити. - Вы не говорите, - поспешно прибавила она, - только
скажите - правда?
- Нет, отчего? Я скажу, - просто сказала Варенька и, не дожидаясь ответа, продолжала:
- Да, это воспоминание, и было тяжелое когда-то. Я любила одного человека. Эту вещь я пела ему.
Кити с открытыми большими глазами молча, умиленно смотрела на Вареньку.
- Я любила его, и он любил меня; но его мать не хотела, и он женился на другой. Он теперь живет недалеко от нас, и я иногда вижу его. Вы не
думали, что у меня тоже был роман? - сказала она, и в красивом лице ее чуть брезжил тот огонек, который, Кити чувствовала, когда-то освещал ее
всю.
- Как не думала? Если б я была мужчина, я бы не могла любить никого, после того как узнала вас. Я только не понимаю, как он мог в угоду
матери забыть вас и сделать вас несчастною; у него не было сердца.
- О нет, он очень хороший человек, и я не несчастна; напротив, я очень счастлива. Ну, так не будем больше петь нынче? - прибавила она,
направляясь к дому.
- Как вы хороши, как вы хороши! - вскрикнула Кити и, остановив ее, поцеловала. - Если б я хоть немножко могла быть похожа на вас!
- Зачем вам быть на кого-нибудь похожей? Вы хороши, как вы есть, - улыбаясь своею кроткою и усталою улыбкой, сказала Варенька.
- Нет, я совсем не хороша. Ну, скажите мне... Постойте, посидимте, - сказала Кити, усаживая ее опять на скамейку подле себя. - Скажите,
неужели не оскорбительно думать, что человек пренебрег вашею любовью, что он не хотел?..
- Да он не пренебрег; я верю, что он любил меня, но он был покорный сын...
- Да, но если б он не по воле матери, а просто, сам?.. - говорила Кити, чувствуя, что она выдала свою тайну и что лицо ее, горящее румянцем
стыда, уже изобличило ее.
- Тогда бы он дурно поступил, и я бы не жалела его, - отвечала Варенька, очевидно поняв, что дело идет уже не о ней, а о Кити.
- Но оскорбление? - сказала Кити. - Оскорбления нельзя забыть, нельзя забыть, - говорила она, вспоминая свой взгляд на последнем бале, во
время остановки музыки.
- В чем же оскорбление? Ведь вы не поступили дурно?
- Хуже, чем дурно, - стыдно.
Варенька покачала головой и положила свою руку на руку Кити.
- Да в чем же стыдно? - сказала она. - Ведь вы не могли сказать человеку, который равнодушен к вам, что вы его любите?
- Разумеется, нет; я никогда не сказала ни одного слова, но он знал. |