|
Ему необходимо было быть и говорить с кем-нибудь, чтобы не остаться одному, чтоб обмануть время. Степан Аркадьич был бы для него самый приятный собеседник, но он ехал, как он говорил, на вечер, в действительности же в балет. Левин только успел сказать ему, что он счастлив и что он любит его и никогда, никогда не забудет того, что он для него сделал. Взгляд и улыбка Степана Аpкадьича показали Левину, что он понимал как должно это чувство. - Что ж, не пора умирать? - сказал Степан Аркадьич, с умилением пожимая руку Левина. - Нннеет! - сказал Левин. Дарья Александровна, прощаясь с ним, тоже как бы поздравила его, сказав: - Как я рада, что вы встретились опять с Кити, надо дорожить старыми дружбами. Но Левину неприятны были эти слова Дарьи Алеандровны. Она не могла понять, как все это было высоко и недоступно ей, и она не должна была сметь упоминать об этом. Левин простился с ними, но, чтобы не оставаться одному, пpицепился к своему бpату. - Ты куда едешь? - Я в заседание. - Ну, и я с тобой. Можно? - Отчего же? поедем, - улыбаясь, сказал Сергей Иванович. - Что с тобой нынче? - Со мной? Со мной счастье! - сказал Левин, опуская окно каpеты, в котоpой они ехали. - Ничего тебе? а то душно. Со мной счастье! Отчего ты не женился никогда?. Сергей Иванович улыбнулся. - Я очень рад, она, кажется, славная де... - начал было Сергей Иванович. - Не говори, не говори, не говори! - закричал Левин, схватив его обеими руками за воротник его шубы и запахивая его. "Она славная девушка" были такие простые, низменные слова, столь несоответственные его чувству. Сергей Иванович засмеялся веселым смехом, что с ним редко бывало. - Ну, все-таки можно сказать, что я очень рад этому. - Это можно завтра, завтра, и больше ничего! Ничего, ничего, молчание! - сказал Левин и, запахнув его еще раз шубой, прибавил: - Я тебя очень люблю! Что же, можно мне быть в заседании? - Разумеется, можно. - О чем у вас нынче речь? - спрашивал Левин, не переставая улыбаться. Они приехали в заседание. Левин слушал, как секретарь, запинаясь, читал протокол, которого, очевидно, сам не понимал; но Левин видел по лицу этого секретаря, какой он был милый, добрый и славный человек. Это видно было по тому, как он мешался и конфузился, читая протокол. Потом начались речи. Они спорили об отчислении каких-то сумм и о проведении каких-то труб, и Сергей Иванович уязвил двух членов и что-то победоносно долго говорил; и другой член, написав что-то на бумажке, заробел сначала, но потом ответил ему очень ядовито и мило. И потом Свияжский (он был тут же) тоже что-то сказал так красиво и благородно. Левин слушал их и ясно видел, что ни этих отчисленных сумм, ни труб, ничего этого не было и что они вовсе не сердились, а что они были все такие добрые, славные люди, и так все это хорошо, мило шло между ними. Никому они не мешали, и всем было приятно. Замечательно было для Левина то, что они все для него нынче были видны насквозь, и по маленьким, прежде незаметным признакам он узнавал душу каждого и ясно видел, что они все были добрые. В особенности его, Левина, они все чрезвычайно любили нынче. Это видно было по тому, как они говорили с ним, как ласково, любовно смотрели на него даже все незнакомые. |
