Изменить размер шрифта - +

     Надо было его переменить. Мы только что... - стала извиняться Кити.
     Митя был цел, сух и не переставая спал.
     - Ну, слава богу! Я не знаю, что говорю!
     Собрали мокрые пеленки; няня вынула ребенка и понесла его. Левин шел подле жены, виновато за свою досаду, потихоньку от няни, пожимая ее

руку.

XVIII

     В продолжение всего дня за самыми разнообразными разговорами, в которых он как бы только одной внешней стороной своего ума принимал

участие, Левин, несмотря на разочарование в перемене, долженствовавшей произойти в нем, не переставал радостно слышать полноту своего сердца.
     После дождя было слишком мокро, чтобы идти гулять; притом же и грозовые тучи не сходили с горизонта и то там, то здесь проходили, гремя и

чернея, по краям неба. Все общество провело остаток дня дома.
     Споров более не затевалось, а, напротив, после обеда все были в самом хорошем расположении духа.
     Катавасов сначала смешил дам своими оригинальными шутками, которые всегда так нравились при первом знакомстве с ним, но потом, вызванный

Сергеем Ивановичем, рассказал очень интересные свои наблюдения о различии характеров и даже физиономий самок и самцов комнатных мух и об их

жизни. Сергей Иванович тоже был весел и за чаем, вызванный братом, изложил свой взгляд на будущность восточного вопроса, и так просто и хорошо,

что все заслушались его.
     Только одна Кити не могла дослушать его, - ее позвали мыть Митю.
     Через несколько минут после ухода Кити и Левина вызвали к ней в детскую.
     Оставив свой чай и тоже сожалея о перерыве интересного разговора и вместе с тем беспокоясь о том, зачем его звали, так как это случалось

только при важных случаях, Левин пошел в детскую.
     Несмотря на то, что недослушанный план Сергея Ивановича о том, как освобожденный сорокамиллионный мир славян должен вместе с Россией начать

новую эпоху в истории, очень заинтересовал его, как нечто совершенно новое для него, несмотря на то, что и любопытство и беспокойство о том,

зачем его звали, тревожили его, - как только он остался один, выйдя из гостиной, он тотчас же вспомнил свои утренние мысли. И все эти

соображения о значении славянского элемента во всемирной истории показались ему так ничтожны в сравнении с тем, что делалось в его душе, что он

мгновенно забыл все это и перенесся в то самое настроение, в котором был нынче утром.
     Он не вспоминал теперь, как бывало прежде, всего хода мысли (этого не нужно было ему). Он сразу перенесся в то чувство, которое руководило

им, которое было связано с этими мыслями, и нашел в душе своей это чувство еще более сильным и определенным, чем прежде. Теперь с ним не было

того, что бывало при прежних придумываемых успокоениях, когда надо было восстановить весь ход мысли для того, чтобы найти чувство. Теперь,

напротив, чувство радости и успокоения было живее, чем прежде, а мысль не поспевала за чувством.
     Он шел через террасу и смотрел на выступавшие две звезды на потемневшем уже небе и вдруг вспомнил: "Да, глядя на небо, я думал о том, что

свод, который я вижу, не есть не правда, и при этом что-то я не додумал, что-то я скрыл от себя, - подумал он. - Но что бы там ни было,

возражения не может быть. Стоит подумать - и все разъяснится!"
     Уже входя в детскую, он вспомнил, что такое было то, что он скрыл от себя. Это было то, что если главное доказательство божества есть его

откровение о том,что есть добро, то почему это откровение ограничивается одною христианскою церковью? Какое отношение к этому откровению имеют

верования буддистов, магометан, тоже исповедующих и делающих добро?
     Ему казалось, что у него есть ответ на этот вопрос; но он не успел еще сам себе выразить его, как уже вошел в детскую.
Быстрый переход