— Да, — скептически подтверждает он. — И если ты предоставишь мне потоковый накопитель с мощностью в 1,21 ГВт, то мы сработаемся.

Я улыбаюсь.

— Неверующий Фома. Не будь таким пессимистом. План сработает.

— Откуда ты знаешь? — интересуется он.

— Потому должно сработать, другого шанса не будет, — я отвечаю ему с широко открытыми глазами, пока не начинает стучать в голове.

В доме расположилось два фронта, каждый из которых занимался подготовкой …и, возможно, проделывал все в первый и в последний раз. На верхнем уровне лестнице Томас с Морфаном рассыпают в линию порошкообразный фимиам. Затем Морфан достает свой собственный атаме, рукоятку которого украшал наугад вырезанный знак пентаграммы. Он не такой крутой, как мой, зашнурованный в кожаные ножны и перекинут ремнем через плечо и грудь. Все это время я пытаюсь выкинуть из головы рассуждения Морфана и Томаса насчет моего ножа. Ведь это же всего-навсего простая вещь; по сути, он — не хороший и не плохой артефакт. У него нет собственной воли. Все эти годы я не прыгал вокруг него и не называл «Моя Прелесть». А что касается связи между ним и Чародеем, то сегодня ночью мы, наконец-то, ее разрушим.

Наверху Морфан что-то тихо шепчет и медленно поворачивается по кругу против часовой стрелки. Томас возится с чем-то похожим на деревянную руку с растопыренными пальцами, затем несется с ней по верхней ступеньке и кладет на пол. Морфан тем временем уже закончил песнопение; он кивает Томасу, который зажигает свечу и отбрасывает ее от себя. Вдоль верхнего этажа появляется линия синего пламени, которая с каждой секундой разрастается все больше и больше, пока не начинает дыметь.

— Пахнет так, будто здесь играет концерт Боба Марли, — сообщаю я, пока Томас спускается вниз по лестнице.

— Так пахнет пачули, - отвечает он.

— А что насчет деревянных прутьев?

— Это корень окопника лекарственного. Для защиты дома, — он смотрит по сторонам. Я вижу, как он осматривает дом последним контрольным взглядом.

— И все же, ребята, что вы делали там наверху?

— Оттуда мы начнем читать приворотное заклинание, — отвечает он, указывая головой на второй этаж. — И это наша линия обороны. Мы собираемся запечатать весь верхний этаж. На худой конец перегруппируемся, если что. Мы не должны позволить ему добраться до нас, — он вздыхает, — поэтому, думаю, еще стоит нарисовать пентаграмму возле окна.

На кухне раздается грохот, вероятно, не без участия второго фронта. В его состав входят: моя мама, Кармел и Анна. Мама находится возле дровяной плиты и с помощью Анны варит защитное зелье. Я улавливаю запах розмарина и свежесть лавандовой целебной воды. Выражение матери говорит о том, что она «готовится к худшему, но надеется на лучшее». Это по ее части, она роняет что-то в котел, чтобы заманить призрака сюда — то есть, полностью игнорируя мою технику «rope-a-dope».

Не знаю, почему я так зациклен на этой технике. Даже я теперь начал задаваться вопросом, на чем она собственно основана. Из чего следует, что «rope-a-dope» обман. Это как стратегия бокса, прославившая Али. Сначала заставить людей думать, что он проиграет. Вынудить их вести себя так, как того хочет он, а затем победить соперника.

Тогда в чем заключается моя ««rope-a-dope»? Убить Анну.

Полагаю, я должен пойти и сказать ей об этом.

На кухне мама измельчает какие-то листовые растения. На счетчике стоит открытая банка с зеленой субстанцией, которая пахнет как смесь соленьев и древесной коры. Анна перемещает кастрюлю на плиту, а Кармел на ощупь ищет дверь, ведущую в подвал.

— Что там внизу? — интересуется она и открывает ее.