— Ну и? Я из тебя каждое слово должна щипцами вынимать?
Мы прогуливаемся недалеко от кладбища и всякий раз, когда поднимаемся на один из невысоких холмов, в свете луны, я вижу плачущих ангелов у входа на погост. Такое ощущение, будто оба ангела смотрят в нашу сторону, а на белых неподвижных лицах застыло непонятное выражение. Как будто изваяния таят некую важную тайну.
Почему-то мне кажется, что этот секрет касается именно меня.
Я пересказываю Бернадет всё, что касается нашей недолгой встречи с Карлом. Подруга слушает внимательно и кончик её носа становится белым. Видимо, от волнения. Он у неё всегда белеет, когда Бер сильно взволнована.
— Женщина с волками, — бормочет подруга. — Вроде бы когда-то слышала что-то подобное. Ты ничего не слышала?
Я качаю головой и Бернадет внезапно берёт меня за руку. После этого осторожно отодвигает воротник котта и касается пальцем моей кожи. Я недовольно морщусь, после чего, убираю руку подруги.
— Что это? — спрашивает Бер. — Она?
Пояснять, кто такая «Она», не требуется и я молча киваю. Однако чувствую, что кое-что надо прояснить. В конце концов у нас друг от друга нет никаких тайн.
— Вчера мы с ней поругались. Ну, как поругались: Жанна соврала, что я подала ей грязную тарелку, а эта тварь вновь распустила руки. Ну я и не выдержала, и наговорила всякого. Высказалась и ушла. Констанц сказала, что после моего ухода она расколотила кучу посуды и сломала два стула. Это, говорит, было так страшно, что даже её дочери спрятались в комнате и не смели оттуда и носу показать. А сегодня утром она подскочила раньше обычного, причём, судя по запаху, успела хлебнуть вина. Вскочила и сразу пошла искать меня. А когда нашла, бросила в меня кочергой.
— Это, — Бер показывает пальцем. — От кочерги?
— Нет, — я качаю головой и мощусь. — Тогда она промахнулась, а вот когда бросала ножницы — нет.
— Погоди, — Бернадет лезет в большой карман, нашитый спереди юбки и что-то ищет там. Потом достаёт небольшую деревянную коробку, открывает её и набирает пальцем что-то густое и белое. — Стой спокойно и не дёргайся. Я делала эту мазь по записям бабушки и уже пробовала на себе — до завтра всё заживёт. Ну а что дальше?
На шею точно опускается небесная прохлада и боль тотчас исчезает. Бер кивает и прячет коробку.
— Теперь я думаю, что не только бабушка, но и ты — тоже ведьма, — подруга делает большие глаза, а потом показывает мне язык. — Большое тебе спасибо. Дальше? Она схватила нож и Констанц спрятала меня на кухне. А тварь кричала из-за двери, что она меня прикончит, но заставит себя уважать. Истыкала дверь ножом, а потом, видимо, обессилела, выпила ещё вина и уснула в кресле.
Мы как раз идём мимо густых зарослей куманики и у меня вдруг возникает ощущение, что рядом находится кто-то ещё. Ощущение настолько сильное, что я не выдерживаю и остановившись, начинаю вертеть головой в разные стороны.
Тёмное небо, луна, от которой уцелела лишь половина, сплющенные подушки облаков, на которых спят уставшие за день ангелы. Стена леса, нависшая над нами, подобно настоящему забору, прячущему за собой неведомые тайны и зловещие загадки. Холмы на поле, точно уснувшие звери, чья шерсть серебрится в лунном и звёздном свете. И вдалеке — сверкают белым обиталища мертвецов. Туда я пойду после того, как мы расстанемся с Бер.
Нужно поговорить с папой.
Поплакать.
— Что такое? — подруга тоже вертит головой. — Что-то услышала? Увидела? Ани, ты чего? Тихо ведь и нет никого, кроме нас.
— Видать, почудилось, — я вздыхаю и тяну Бер дальше. — Когда эта уснула, Луи и Жак вывели меня из дома и сказали пересидеть где-нибудь пару дней, пока у ведьмы бесы не успокоятся. |