– А что вы хотите?

– На дому работать.

– Как то есть на дому?

– А вот так… Стан поставил – и валяй.

– От стана пыль, хлопья. Это ж вредно для здоровья.

– Да мы привыкли. Мы все при станах выросли и в люди пошли. А ты – вред. Я бы дома-то разве столько наткал? Где и вечерком поткешь, а где и ночью; не спится – встанешь да так нахлыщешься этой погонялкой-то, что без задних ног засыпаешь. А тут, в цехе, более пятидесяти рублей сроду и не заработаешь, – наконец выдал он «секретную» цифру своего заработка. – Теперь мужикам один выход – бросать тканье да в отход итить.

– А в отходе больше зарабатывают?

– Пожалуй, поболе. Но ты поехай на сторону… Заработаешь чего – так половину проешь да проездишь. А там и останется грош да копа. Да и куда мне на сторону с моими ногами?

– Неужели вы серьезно считаете, что весь выход в надомной работе?

Он как-то значительно посмотрел на меня, ответил не сразу.

– Если говорить всурьез, то работать на земле надоть. А ткацкое дело чтоб в подспорье шло, как в старину. Ведро – в поле старайся, а облак налетел, дождем прибьет землю – шагай в цех, кто домой – тки. Зимой делать нечего – опять тки. За работу в поле тожеть платить надо. Тогда земля себя оправдает. И тканье хорошее подспорье, – ноне матрасы, завтра мешки, послезавтра чего другое. Оно и пойдет дело-то вкруговую, внахлест, значит. А теперь что? Вот вы сказали, что дома вред от стана. А здесь? Свели нас до кучи… Али тут не вред? Вон хлопья-то несет, как в хорошую метелицу. Да что говорить! Ничего от этого не выгадали. Только начальства поболе стало. А в колхоз все равно гонют.

Он скрутил цигарку и вдруг, без видимой связи, перевел разговор на землю:

– Луга ноне в воде. Вот по коих пор вода, – он провел ладонью выше колен. – Трава – одни макушки поверху. Мы и сшибаем их. Кабы зима ранняя не ударила. Вот запоешь! Коров придется сводить. – Он затянулся дымом и задумался.

– Семья-то большая?

– У нас семья и в работе подспорье.

– Дети помогают?

– А как же! У нас работа не только в цеху. Тут я за станом тку семь часов. А дома надоть шпули намотать, подготовиться… Значит, часа четыре ребятишки мотают. Видишь, оно у нас, дело-то, по-артельному поставлено. Одна видимость фабрики то есть.

– А если домашних нет?

– Тогда все самому надоть.

Я подозвал мастера, который вертелся возле нас:

– Скажите, сколько часов работают ваши ткачи?

– Семь часов…

– А где шпули они мотают?

Он замялся, поглядел на Демушкина, тот отвернулся и дымил, как паровозная труба.

– У нас есть тут пристройка… – сказал мастер. – Там наматывают шпули для платтовских станков.

– А для ручных станов где мотают?

Мастер опять посмотрел на Демушкина.

– А ручные станы в подспорье стоят. Они вроде как сверхплановые. Матрасы ткут – и больше ничего. Кули еще.

– Это неважно.

– Как неважно? Такую продукцию на поток не поставишь… индустриальную основу чтобы… А здесь на добровольных началах.

– Да боже мой! Где они шпули мотают?

– Ну где?.. На дому.

– Понятно. Пожалуйста, оставьте нас вдвоем.

Мастер отошел.

– Вы мне больше ничего не хотите сказать? – спросил я Демушкина.

Тот покосился на спину мастера и понизил голос:

– Ежели вы насчет женщин интересуетесь, которых притесняют, тогда пройдите в пристрой. Там есть Полька Мокеева. Только я ничего не писал и знать не знаю…

Пока мы разговаривали с Демушкиным, ткачихи переглядывались, делали какие-то таинственные знаки руками и наконец все перестали работать.