Николай Романович Брилинг, некогда – радикальный социалист и антимонархист, стыдившийся сочетания своих имени и отчества, расстался с иллюзиями молодости и превратился в весьма умеренного социал демократа, а также крупного заводчика моторостроителя. Добившись успеха в промышленности, он внушил избирателям, что в делах государственных тоже не оплошает. Оттого партию эсдеков, призывающую к борьбе за справедливость для пролетариата, возглавил один из крупнейших российских капиталистов, по Марксу – эксплуататор рабочего класса. Таков парадокс нашей политики.

Великий Князь Михаил Александрович, лидер монархической партии в Думе, присел рядом с Брилингом и завёл с ним непринуждённый разговор, что совершенно немыслимо было бы в присутствии репортёров. Само существование этой партии – нонсенс, ибо в Конституции, дарованной Императором в марте 1917 года, августейшая семья поставлена над партийными интересами как верховный гарант единства народа, равенства сословий, конфессий и национальностей. Однако ничто не возможно гарантировать, если нет рычагов воздействия, для чего Михаил Александрович, слывший наиболее либеральным и свободомыслящим среди Романовых, собрал вокруг себя самые консервативные круги, олицетворяя другой политический парадокс. И уж тем более не стоило афишировать, что между монархистами и социал демократами возможен закулисный сговор, по крайней мере – пока его результаты не выплеснутся наружу.

– И так, Николай Романович, ваши условия?

Император пригубил коньяк из серебряной рюмки с замысловатым чернёным узором. Он ощутил, что лидеры партий вплотную приблизились к самому щекотливому рубежу, не в силах его преодолеть, и подключился к беседе.

– Главное неизменно, Всемилостивый Государь. Пост Премьера и Министра иностранных дел должен перейти к социал демократам. Сожалею, но иначе меня не поймут, в партии начнётся раскол, и левая фракция проголосует за эсеров.

Император попытался сохранить внешнее спокойствие. Гатчина, здесь не полагается нервничать. Но что делать, если упрямый социалист понимает компромисс в одном лишь направлении – полном принятии его предложений. Свои внутрипартийные трудности он наверняка преувеличивает. Протокольное титулование говорит о желании подчеркнуть дистанцию; на подобных встречах дозволено обращаться попроще.

Внешне не выразив чувств, Император повернул лицо к Великому Князю.

– Что вы на это скажете, Михаил Александрович?

– Полагаю, господин Брилинг прав, Государь, – неожиданно легко согласился тот. – На ключевые посты, включая думский бюджетный Комитет, будут избраны монархисты. Николай Романович ни разу не подвёл в военные годы, на его слово можно положиться.

Тем более если его нарушит, то без коалиции с правыми ни одно решение в Думе не наберёт большинства голосов, правительство будет парализовано. Великий Князь смирился с переходом в ипостась серого кардинала, но какой удар предстоит Министру иностранных дел!

– Господа! Будьте любезны предоставить мне в письменном виде протокол о ваших договорённостях, – Государь, не ставя под сомнение порядочность Брилинга, тем самым отвёл возможность неоднозначного толкования соглашений. – Михаил Александрович, вас же я попрошу деликатнее сообщить господину Милюкову об отставке.

– Выразить благодарность за служение Отечеству и наградить?

– Да, весьма своевременно. Прикажите подготовить высочайший указ на сей счёт.

Когда самый щекотливый вопрос разрешился, пусть и не в том ключе, который Императору показался бы наиболее благоприятным, в беседку были приглашены остальные гости, главным образом – причастные к Великой Победе. Под шашлык разговоры потекли дальше.

Не зная деталей особых договорённостей меж Брилингом и монархистами, товарищ Военного министра и командующий флотом адмирал Александр Васильевич Колчак уловил некое снятие напряжения в отношениях думских лидеров и Государя.