Благосклонность Варвары была довольно скоротечной, она меняла кавалеров чуть ли не каждый вечер. Уже «отставленные» от её тела рассказывали ещё «непосвящённым», что в любви Варвара сущий огонь и ублажить её не представляется никакой возможности: она всё хочет и хочет… Через некоторое время всем в селе стало ясно, что Варвара потому и меняет мужиков так часто, что не может найти среди них того, кто подходил бы ей по темпераменту.

За глаза её стали называть проституткой, подстилкой и вонючей потаскушкой, но на вечерних гулянках и танцульках тем не менее с вожделением смотрели на её красивую фигуру и искали её взгляда, надеясь приобщиться к тем, кто уже побывал в её жарких объятиях.

Каким бы большим не было наше село, оно всё равно не могло сравниться с городом, и вскоре через Варвару «прошли» практически все местные мужики: как холостые, так и женатые. И вот, когда все вокруг стали зубоскалить по поводу того, что из-за нехватки «свежих кадров» она скоро начнёт ложиться под быков да жеребцов, Варвара обратила своё внимание на меня…

Мне в ту пору было лет шестнадцать, и я, не имея ещё житейского и иного опыта, был по-детски и по уши влюблён в Варвару, тяжело переживая в душе все её многочисленные романы. Поэтому, когда появился вместе с ней под руку на одной из вечеринок, то чувствовал себя на седьмом небе от счастья и пыжился изо всех сил, пытаясь изобразить из себя бывалого любовника.

После вечеринки была безумная ночь любви на берегу реки, за ней — вожжи, которыми отец нещадно меня отстегал в коровнике, приговаривая при этом, что не для того меня растил, чтобы я якшался со всякими подзаборными блядями, а затем… я увидел Варвару в обществе нового ухажёра из соседней деревни. На меня она не обращала никакого внимания!

Это был конец света, нож в спину. Я был раздавлен, унижен, втоптан в грязь! Сначала я думал пойти и утопиться с горя, потом хотел повеситься. Но, представив себя висящим в петле, с высунутым языком, понял, что это не выход из положения. Однако мне было муторно и тошно и, как и любой другой влюблённый и отверженный дурак на моём месте, который не решается на самоубийство, я кинулся в другую крайность: презрев гордость, пошёл к Варваре сам, чтобы умолять её, пусть даже на коленях, не бросать меня.

Около двух часов я бесцельно прослонялся под её окнами, по какой-то причине, непонятной мне, не осмеливаясь даже подняться на крыльцо. Что-то удерживало меня от этого поступка. Но любовное влечение оказалось всё же сильнее голоса рассудка и, в конце концов, я переступил порог её дома.

Дома никого не оказалось: ни Варвары, ни бабки Вари. Я уже собирался вновь выйти на улицу, когда услышал за дверью знакомые голоса. Подойдя к окну, обомлел: на крыльце стояли бабка Варя и… мой отец! Они говорили обо мне и о Варваре. Отец злился и всё порывался пройти мимо бабки Вари. Та его не пускала и почему-то утверждала, что внучка приболела, сейчас спит и тревожить её не стоит. Почему она так говорила, я тогда не понял: ведь Варвары в доме не было! Но не это заботило меня тогда в первую очередь. Если бы отец сейчас вошёл в этот дом, вожжами бы я уже не отделался. Отец, как пить дать, схватился бы за оглоблю. Следовало срочно где-то спрятаться. Но где? Я стал бестолково бегать по комнате в поисках безопасного места, пока ненароком не обратил внимание на… печь.