Но горизонт был пуст.
Обернувшись, она увидела у себя за спиной Амбруазину, Глаза герцогини гневно сверкали.
- Вы позволили себе рыться в моих вещах, - сказала он с металлическими нотками в дрожащем от бешенства голосе. - Браво! Не слишком-то вас душат укоры совести.
Анжелика пожала плечами.
- Укоры совести? С вами?.. Вы шутите. По тому, как задрожали от гнева ноздри тонкого носа молодой вдовы, она поняла, что обманула ее надежды. Выбирая свои жертвы из числа благовоспитанных и великодушных людей, расположенных видеть в окружающих самое лучшее, герцогиня как раз и рассчитывала на их врожденную деликатность и воспитанность, безнаказанно обманывая их, строя свои происки на их неспособности прибегать к тем же подлым способам защиты, какие она использовала для нападения: к лжи, клевете, неразборчивости в средствах...
Но она начала уже понимать, что в лице Анжелики встретила соперницу, которую не испугать угрозой забрызгать грязью.
- Вы взяли это письмо, не так ли?
- Какое письмо?
- Письмо иезуита, отца де Вернона? Анжелика молча посмотрела на нее, как бы стараясь выиграть время для обдумывания ответа.
- Вы хотите сказать, что владели этим письмом? Как оно могло к вам попасть? Значит, вы не отступаете ни перед чем. Вы подослали убийц к мальчику, который принес мне его, не так ли? Ваши сообщники убили его по вашему наущению? Сейчас я вспоминаю: он так просил выслушать его. Он говорил: “они” за мной следят, “они” хотят меня убить, помогите мне ради всего святого...” А я его не слышала! Бедный мальчик!.. Никогда я этого себе не прощу... Вы приказали его убить!..
- Да вы сумасшедшая! - воскликнула Амбруазина, срываясь на визг, - Что вы там плетете насчет сообщников? И ведь уже второй раз... Нет у меня сообщников...
- Тогда как же это письмо попало к вам в руки?
- Оно лежало на столе, между нами. Я взяла его и все...
Это было похоже на правду.
"Но почему тогда мальчик убежал? - подумала Анжелика. - Когда она вошла... Он боялся ее, как и мой котенок... Он чувствовал в ней исчадие зла; но где же он сейчас?
Она вспомнила малышку Аббиала, шведского мальчика, который пришел к ней за помощью после кончины своего благодетеля. А она не помогла ему! Такое не прощается!
- Это письмо у вас, я уверена, - продолжала Амбруазина, - но тем хуже для вас. Не надейтесь, что вы сможете хоть как-то использовать его против меня. Иезуит мертв, а слова умерших всегда нуждаются в подтверждении. Я скажу, что вы его околдовали и заставили написать это письмо, чтобы погубить меня, так как я была готова разоблачить мерзости, творившиеся в Голдсборо. Я скажу, что вы его совратили, что он был вашим любовником... И он действительно вас любил! Это бросалось в глаза. Овладев этим фальшивым письмом и удостоверившись, что свидетельство иезуита поможет вам оправдаться, вы приказали уничтожить его в вашем гнезде разбойников и еретиков, в Голдсборо. И кто знает, как он погиб? Кому из свидетелей поверят? Только мне, ведь я там присутствовала. Кто еще может рассказать в Квебеке о том, что я видела, о том, как этот ужасный англичанин набросился на несчастного священника и безжалостно убил его, тогда как толпа, и вы в первых рядах, поощряла убийцу криками и громким смехом... Я расскажу, как была поражена, присутствуя на подобном спектакле, с какими трудностями пришлось мне, рискуя жизнью, выбраться из этих проклятых мест, в которых вы властвуете.
Она сделала своей холеной рукой приглашающий жест, как бы призывая Анжелику собрать вокруг них всех жителей Тидмагуша. |