|
Конечно, болтливые знатные дамы пичкали его конфетами, которые он не мог даже спокойно съесть. Конечно, они с Флоримоном могли устроить несколько хороших проказ, например, когда они связали вместе ленты с правого и левого ботинка де Ронзобеля перед тем, как он должен был поклониться королю. Конечно, он очень любил аббата Ледигьера, своего воспитателя, любил петь перед королевой, но надо было непрерывно торопиться, бежать, нести шлейфы тяжелых плащей, украшенных вышивками, которые для восьмилетнего мальчика были достаточно тяжелыми. Кроме того, в большинстве случаев в Версале никогда не было известно, где будут спать и где будут обедать. Наконец, мэтр Люлли, главный музыкант короля, несколько раз заговаривал с ним по поводу довольно неприятной операции для сохранения его "ангельского голоса". - Я знал, что я ничего не могу поделать со всеми этими неприятными вещами, - объяснял Кантор, - мне только нужно было быть терпеливым и ждать случае сыграть свою партию - соединиться с отцом. Я всегда так считал, кажется, даже ребенком, лежа в детской колыбели. Флоримон и Кантор охотно признались, что они страдали от ревности из-за матери. Она принадлежала другим. Они ее никогда не видели. При ближайшем рассмотрении это чувство происходило от ощущения непоправимой потери, когда ее лицо исчезло с их глаз - исчезло, как солнце. Это их снова погружало в темноту, и начиналось то, что Кантор называл "неприятности". Непонятные страдания и страсти грозили их хрупкому существованию. И когда они жили в маленьком домике кучера и Анжелика работала в гостинице "Красная Маска" или в шоколадной, их служанка Барб испытывала такой же страх, как они. Скрытые угрозы, тени которых исчезали как по волшебству, когда их мама вновь появлялась. Разговаривая, молодые люди вспоминали, что это красивое женское лицо было связано с их самыми первыми счастливыми воспоминаниями. Они вспомнили деревянную лошадку Флоримона, шкатулку с сокровищами, куда их мать складывала вещи из ее прошлой жизни и которую она открывала с таинственным видом. Онорина слушала внимательно, широко открыв глаза. - Мама, а что было в твоей шкатулке с сокровищами? Анжелика постаралась вспомнить. Конечно, там был острый кинжал Родогона-египтянина, тот кинжал, которым она угрожала фермерше. Там было перо нераскаявшегося памфлетиста, которого называли грязным поэтом и который кончил тем, что был повешен за то, что слишком много написал песенок о скандалах двора. Позднее там лежал изумруд персидского принца Бахтиара-Бея. - Мама, а что ты сделала со своей шкатулкой с сокровищами? Этого Анжелика не могла припомнить. Наступали сумерки. Снег продолжал идти. В доме только отсвет огня освещал молодые лица, и в углу комнаты огонек - свеча Сретения, которая должна была гореть в этот день, свеча, которую будут весь год зажигать в случае бури, чтобы отвратить опасность ирокезов, чтобы бодрствовать над мертвыми и умирающими. Анжелика спросила Флоримона о его путешествии за море, которое он предпринял, следуя своей "идее", уверенности, что там он найдет своего отца и Кантора, что спасло ему жизнь. Они говорили о Натаниэле де Камбур, который уехал вместе с ним. Но эта близкая часть их существования нравилась им меньше, чем другая, "время шоколада", и они возвращались к нему, создавая мало-помалу из этого периода их раннего детства незабываемую волшебную сказку, наполненную игрушками, сладостями, горячими пирожками, прогулками летом вдоль Сены, чтобы поехать в Версаль и увидеть короля, танцами обезьянки Пикколо, смехом и песнями, присутствием доброй Барб, которая целовала их, прижимая к своей мощной груди. |
