Я не была сильной, каковой я себя считала, или может быть, я просто достигла своего предела, потому что я хотела забыться — я хотела умереть. Не было никакого предмета гордости в этом. Не было никакой воли. Моя душа раскололась на осколки, и я сломалась по полной программе.

Арес ухватился за мою сломанную руку, волоча меня в центр комнаты, по разбитому стеклу и мертвой рыбе и по крови тех, кто уже погиб здесь. Этот свежий импульс боли, казалось, не шел ни в какое сравнение со всем остальным, но краем глаза я увидела, что Арес поднял кинжал.

Он опустился на колено возле меня, его губы снова искривились. В его руках был клинок, и вот-вот ситуация станет хуже, гораздо хуже.

— Скажи лишь слово.

Я была сокрушена, и я была слаба. Он выиграл, и я хотела умереть, но я не могла, и не было никакого способа — я закричала, когда первый удар клинком погрузился глубоко внутрь меня.

После еще одного острого разреза, моё зрение тотчас окрасилось янтарем и затем восстановилось, но что-то… что-то было иначе. Незнакомое чувство извивалось вокруг сломанных костей и разорванных мышц. Оно исходило не от меня, но было частью меня. Оно было холодным, и ощущалось подобно стали, и оно было яростным, темным и нескончаемым.

Оно исходило не из меня, так как та маленькая частичка меня, что всё ещё оставалась во мне, свернулась в клубок, и ждала, и молилась о том, чтобы всё это закончилось. Она сдалась, съёжилась в попытке спрятаться от еще большей боли, подобно избитой собаке. Она хотела, чтобы это прекратилось. Она хотела вкусить умиротворение смерти.

Но та ярость нарастала и, когда Арес склонился надо мной, держа в руке окровавленный кинжал, я поняла, что эта ярость просачивалась через нашу с Сетом связь.

Это был Сет.

Он злился, что я не пошла с Аресом? Или потому, что я была настолько слаба, что мечтала о смерти? Или было нечто ещё, что-то глубже, чем-то по какую сторону мы находились, потому что Сет… Сет должен был почувствовать это теперь. Он должен был понять, и эта последняя маленькая частичка моей сути отказывалась верить, что он смирится с этим. Я страдала, страдал и он.

Бог сухо рассмеялся.

— Мне интересно, если я отрублю голову Аполлиону, вырастет ли она заново? Полагаю, мы можем выяснить это, не так ли? Тебе понравится.

Часть меня умерла прямо тогда, возможно не физической смертью, но на каком-то ментальном, эмоциональном уровне я была покойником. Когда всё это закончится, я уже не буду прежней.

Дерево и металл разлетелись в щепки, и я поняла, что, наконец-то, дверь была взломана. Когда бог опустил ниже ко мне кинжал, в него врезалось тело. Лезвие воткнулось в пол рядом с моей шеей, не причинив никакого вреда. До того, как я смогла сделать свой мучительно болезненный вдох, трое из них начали двигаться на расстоянии от меня, вступив в некого рода мрачный, жуткий танец. Арес. Айден. Маркус. Они двигались так быстро, что я не могла уследить. Все трое из них были чересчур близки друг к другу.

Вспыхнул свет, заливая комнату белым светом, настолько ярким, подобно солнечному. Присутствие другого бога наполнило комнату, и я была ослеплена. Я попыталась сделать еще один вдох и захрипела. Влажное тепло расстилалось вдоль левого бока моего тела, образовывая лужицу на полу, словно шёл кровяной дождь. Моя кровь? Что-то ещё? Боги… боги не истекают кровью, в отличие от нас.

Послышался нечеловеческий рев, и Арес резко развернулся, всё его внимание было сосредоточенно на чем-то, что было позади меня. В мгновение бог войны вскинул свои руки. Ударная волна прокатилась по разрушенной комнате. Раздробленное дерево и сломанная мебель взлетели в воздух, вместе с распростёртыми, безжизненными телами… Маркусом и Айденом.

Кровяной дождь, казалось, нескончаемым потоком ниспадал теперь с потолка.

Кто-то выкрикивал моё имя, но звучало оно как будто издалека.