Изменить размер шрифта - +
Потом ушли, но тут же вернулись, чтобы проверить, как он там без них, и он сказал им, чтобы не беспокоились, и лег спать. Тут-то его и одолела такая слабость, что лучше бы вовсе не подниматься: воры не явятся. Однако Самюэль Элиас берет себя в руки, проходит к зеркалу и прилаживает там карточку.

Ну вот, теперь порядок. Он перечитывает то, что написал, и собственная выдумка ему очень нравится. Настолько, что он даже желал бы, чтобы это было правдой!

Он по-прежнему желает этого, когда, лежа в постели и прислушиваясь к тишине, внезапно слышит, как перед домом останавливается машина. Вдруг на этой машине приехал вор… Хорошо, что Самюэль Элиас догадался приладить в коридоре свою карточку!

 

Викторина

 

Однако никакие воры не являются в тот вечер. Только мама и папа читают карточку на зеркале, и наутро Самюэлю Элиасу приходится отвечать на трудные вопросы. Мама и папа допытываются, что это за три брата.

Викторина начинается за завтраком, когда Самюэль Элиас безмятежно уписывает бутерброд с медом, поглядывая в окно, за которым резвятся мартовские ветры. Мысли его предельно далеки от грабежей и прочих бурных приключений, когда папа вдруг поднимает глаза от яичной рюмки и говорит:

— Разве у нас есть шпинат в холодильнике?

— Нет, — успокаивает его Самюэль Элиас. — Откуда ему взяться?

— Вот именно, откуда, — говорит папа, выскребая белок из скорлупы.

Папа страсть как любит яйца!

Некоторое время все опять, как обычно, потом папа вдруг снова задает вопрос:

— А кто они такие, собственно, этот Бьёрн… и Ульф… и Стен?

Тут Самюэль Элиас догадывается, что его родители прочли карточку.

— A-а!.. — говорит он. — Так ведь эта карточка не тебе! Она…

Еще секунда, и он проговорился бы! Но папе нельзя знать, кому предназначалась карточка! Он так переживает из-за всего на свете! Разве сможет он спокойно трудиться вечерами, если узнает, каких гостей Самюэль Элиас ждет, проводив папу на работу. Нет, об этом ни слова! К тому же вовсе не известно, придут ли воры на самом деле! Может быть, он все это только вообразил себе! И Самюэль Элиас ограничивается тем, что журит своего папу.

— А ты не читай чужие карточки! — сурово произносит он.

В эту минуту на кухню входит в пестром халатике его мама, розовая и взлохмаченная.

— Это вы про ту карточку? — сонно произносит она.

— Она и не тебе писана! — предупреждает Самюэль Элиас.

Однако мама, сев за стол и принимаясь за яйцо, тоже начинает допытываться:

— А кому же?

Самюэль Элиас молчит как рыба. Папа откладывает ложечку и тревожно глядит на него.

— Это так, ворам одним, — со вздохом сдается Самюэль Элиас.

Ну, вот, как он и думал! Папа сразу превращается в комок нервов!

— Какие еще воры? — восклицает он так громко, что Самюэль Элиас чуть не роняет бутерброд.

— Ты только не волнуйся! — пытается он успокоить себя и своего папу, — Они еще не приходили. Но ведь они могут прийти!

Поздно. Папа уже сам не свой, он взлетает со стула, будто вертолет, и мечется между столом и плитой. Берет еще яйцо, но вместо того, чтобы есть, кладет его обратно, берет кофейник, наливает кофе в чашку, подносит ее ко рту, но вместо того чтобы пить, ставит чашку на блюдце и говорит:

— Вот что, Самюэль Элиас! Ты слишком мал, чтобы оставаться вечером дома одному! Мы уже говорили об этом раньше, скоро год, как это длится, и мы видим, что из этого получается! С тех самых пор, как мы сюда переехали, ты у нас вечерами без присмотра. Опыт явно не удался, что ни день, то не лучше, а только хуже! Мое мнение такое: пора нам всем согласиться, что ты еще слишком мал, чтобы в одиночку справляться со своими заботами!

Самюэль Элиас сидит как пришибленный.

Быстрый переход