Изменить размер шрифта - +
Она долго не проявлялась… очень долго. Ни паралича, ни частичной слепоты, ни проблем с речью. Никакого предупреждения о том, что нас ждет. Эми казалась совершенно здоровенькой. К тому времени, как мы поняли, что надо бить тревогу, опухоль заполонила целое полушарие ее мозга.

Лилли нервно перебирала бахрому вязаного пледа.

— Нам сказали, что опухоль неизлечимая и неоперабельная. Доктора говорили, что даже агрессивная химиотерапия и радиация могут продлить ей жизнь на несколько недель, ну, может, на пару месяцев, не больше. Мы с Датчем решили не подвергать ее изнурительному лечению. Мы забрали ее домой и еще шесть недель прожили сравнительно нормально. А потом эта проклятая опухоль сделала рывок. Появились симптомы, и все понеслось! Однажды утром она не смогла выпить апельсиновый сок. Потом начали отключаться другие жизненные системы. Она впала в кому. Однажды утром она перестала дышать. Ее сердечко стукнуло в последний раз и остановилось.

Тирни пытался поймать ее взгляд, но Лилли быстро отвернулась и стала смотреть на огонь.

— Мы пожертвовали ее тело на медицинские исследования. Мы подумали, что это может принести пользу… Может, спасет каких-то других детей от такого страшного конца. К тому же мне казалась невыносимой мысль о том, что ее придется положить в гроб. Понимаешь, она всегда боялась темноты. Не засыпала без света. У нее был такой ночник в виде прозрачного стеклянного ангелочка с распростертыми крыльями. Я его берегу и сама зажигаю каждую ночь. Ну, в общем, я не могла допустить, чтобы ее закопали в землю.

— Не будем говорить об этом, Лилли. Прости меня, не надо мне было…

— Нет, я в порядке. — Она отерла слезы со щек. — Даже хорошо, что ты заговорил о моей девочке. Мой психотерапевт советует мне почаще говорить о ней с кем-нибудь из близких и называть ее по имени — Эми. Это необходимо, чтобы как-то справиться. — Лилли повернула к нему лицо и встретила взгляд Тирни. — Знаешь, когда она умерла, люди старались не говорить со мной о ней. Не глядя мне в глаза, выражаясь иносказательно, они говорили о моей утрате, о моем горе, о моем трауре, но никто не называл Эми по имени. Наверное, они думали, что щадят мои чувства, а на самом деле мне было так необходимо поговорить о ней!

— А Датч?

— Что — Датч?

— Как он справился с этим?

— А что говорят в «Аптеке Ритта»?

— Там говорят, что он крепко сдружился с виски.

Лилли горько усмехнулась:

— Сплетники в «Аптеке Ритта» строго придерживаются фактов. Да, он начал сильно пить. Это стало сказываться на его работе. Он начал делать ошибки, подставлять себя и своих товарищей. Он стал ненадежен. Несколько раз он получал замечания, потом ему вынесли официальное порицание, потом понизили в должности. После этого он сосем впал в депрессию и стал еще больше пить. Он покатился вниз по наклонной плоскости. В конце концов его уволили. Как раз сегодня он мне сказал, что, если бы не Эми, наш брак длился бы вечно. Может, он и прав. Как в брачном обете, нас действительно разлучила смерть. Ее смерть. Боюсь, мы стали типичной парой, чей брак не выдержал потери ребенка. Мы так и не оправились. Ни вместе как супруги, ни каждый из нас. — Лилли оторвала взгляд от тлеющих углей и посмотрела в глаза Тирни. — Я что-нибудь пропустила? Злостным сплетникам из «Аптеки Ритта» известны условия нашего развода?

— Нет, но они над этим работают. Во всяком случае, они рады, что Датч вернулся к ним.

— А что насчет меня?

Тирни лишь пожал плечами вместо ответа.

— Да брось, Тирни, ты же видишь, я толстокожая. Выдержу.

— Они говорят, что это ты подала на развод. Ты настояла на нем.

Быстрый переход