Разговор свернул на тему дальнейших планов, переливая из пустое в порожнее догадки и домыслы. Много слов о важности сотрудничества, передачи критической информации и тому подобное.

Я же не спускал глаз с Гончарова, который сложил руки перед лицом и внимательно слушал беседу. Хотя глаза его оставались пустыми, он находился где-то далеко от этого заседания. Возможно, что-то заподозрил, что немудрено. Сработали мы не самым элегантным образом.

Когда заседание закончилось, высшие офицеры покинули зал, а Никифор, распрощавшись с последним, подошёл ко мне.

— Ты уверен?

— Железно.

— Что ж, его возьмут под слежку. Фигура не рядовая, сам понимаешь. Для ареста нужно получить согласование от самого, — полковник вскинул глаза к потолку. — Да и Акопян будет мешать, если прознает. Такой удар по его репутации. Ты уверен, что сам Директор не замешан?

— Во всяком случае о том, кто такой Янус он не знает.

— Думаешь, это Гончаров?

— Скорее всего.

— Отчёт по образцам, что ты передал, прогнали. Ты уверен, что эта жидкость лилась из нашего общего друга? Возможно, из его брони?

Я призадумался.

— Я ему пальцы отсёк. Так что, да, уверен. А что?

Фадеев поджал губы.

— Это не кровь, а охлаждающая жидкость.

— И что это значит для нас?

— Не знаю. Наши умники настаивают, что ты повредил его броню, которая работает с участием хладагента. Такая вот теория. Да, кстати, изучаем мы архив и жёсткие диски, что ты передал. Там настоящая залежь сокровищ. Давно такого улова не было. Шевченко уже почти готов тебя к ордену представить, — улыбнулся собеседник.

— Обойдусь, лучше скажи… Чёрт!

Выматерившись, я рванул с места, ускоряясь с каждым шагом. Сзади раздался встревоженный окрик полковника. Паркет треснул под моей подошвой. По бокам мелькнули удивлённые лица каких-то сотрудников. Коридор слился в сплошное пятно.

Поворот направо. Тупик. Дверь мужского туалета, возле которой застыл боец, не то телохранитель, не то слежка. Петли с хрустом смялись. Створка разлетелась на фрагменты, а через миг за ней последовала и дверь туалетной кабинки. Мои пальцы смяли запястье Гончарова, заставив его заорать от боли.

Кнопочный телефон выскользнул из руки предателя и медленно полетел на кафельную плитку, чтобы упасть в подставленную мною ладонь.

— Это ты! — В водянистых глазах ублюдка плескалась боль пополам со страхом. — Тебя в клетку посадят, выродок, — наконец, разродился он. — И до конца твоих дней буду опыты ставить!

В туалетную кабинку заскочил тот самый замешкавшийся агент, наставил на меня пистолет и вылетел прочь от сдержанного пинка. Только идиотов мне тут не хватало.

Сжав Гончарова за горло, я поднял его над полом, заставив сухощавое тело беспомощно дрыгать ногами, и активировал Прикосновение искупления.

«Лев считал политику заведомо грязным делом, а любая война — это лишь продолжение политики. Особенно если эта война ведётся вдали от чужих глаз и чужими руками. Сколько раз интересы государства менялись на противоположные? Сколько раз бывшие враги становились союзниками и наоборот? Сегодня ты ловишь террористов, а завтра садишься с ними за стол переговоров. Сегодня ты подписываешь договор о сотрудничестве, а завтра саботируешь военные разработки бывших друзей, чтоб их боевой потенциал не слишком быстро рос.

Поэтому он давным-давно оставил в прошлом юношеский максимализм, наивность и иллюзии, что где-то посреди этого хаоса есть правая сторона. Правой стороны нет. Есть лишь выжившие и те, кто могут заработать на этом конфликте.

Да, деньги не купят счастье, но они купят виллу на берегу моря, спокойную пенсию, обучение детей в лучших зарубежных ВУЗах и возможность навсегда прекратить иметь дела с худшими представителями человеческой породы.