– Да что ты дергаешься? Никуда твой Форрест не денется, – заметила сидевшая к ней ближе Ольга-блондинка.

«Форрест» Кристину неожиданно покоробил. Ей даже захотелось заступиться за брата – совсем несвойственный ей порыв, но, разумеется, она не стала портить намечающееся улучшение своего положения в классе таким комментарием.

– Видела, как тебе помахал Фил, – ошарашила Кристину неожиданным замечанием Ольга-шатенка. – Вы что, с ним общаетесь?

Обманчиво невинный тон Кристину не обманул, она чувствовала в словах Ольги ревность и личный интерес. То, что она с Филом не встречается, вовсе не означает, что она не испытывает чувства собственности и не вонзит свои змеиные зубы в любого, кто покажется ей помехой. Да и Ольга-блондинка тоже навострила уши; скорее всего, Фил ей тоже нравится. Вот было бы забавно, если Ольги перегрызлись из-за него между собой!

– А что, Фил тоже тут? – попыталась изобразить искреннее недоумение Кристина.

Даже если Ольга и не поверила, то она не успела ничего сказать; огни под куполом шатра погасли, стало темно, а затем в центре арены появилось яркое пятно света. В кругу прожектора стоял тот самый белый клоун, чье изображение Кристина видела на автобусе. В полной тишине, прерываемой лишь сдавленным смешком и тихим покашливанием, он обвел взглядом полный зрительный зал и громко объявил:

– Представление начинается!

А потом покачал головой и добавил – тихо и будто даже с каким-то разочарованием и укором:

– «Колизион»…

И из-под потолка вниз полетел снег.

Представление началось.

Глава 4

Кристина провела рукой по волосам и нащупала запутавшийся в прядях квадратик почти прозрачной тонкой белой бумаги – тот самый снег, который пошел в самом начале представления из-под купола шатра. Вау-эффект хода со снегопадом усилили приглушенный холодный свет, умело подобранная музыка и невидимый вентилятор, создававший впечатление ветра, отчего казалось, что внутри шатра поднялась самая настоящая метель. А на сцене тем временем появился игрушечный поезд, в кругу рельсовых путей которого все так же стоял и казался ужасно одиноким тот самый белый клоун с таким неклоунским гримом на лице. Игрушечный паровоз издавал гудки, вокруг него кружила бумажная метель, и от этого почему-то тоскливо сжималось сердце. Совсем не то чувство, которое ожидаешь получить в цирке, не так ли? И уж тем более от клоуна. Клоун должен смешить.

В приступе так часто накатывавшего на нее раздражения Кристина скомкала маленькую папиросную бумажку и бросила ее на пол. Вот он, прекрасный пример того, насколько она не искушена – ее впечатлило простое бумажное конфетти, посыпавшееся им на головы!

Зрители поднялись со своих мест и пошли к выходу; снаружи уже тянуло запахом попкорна, и снова звучала сводящая скулы тягучая и потому жутковатенькая механическая музыка каруселей.

Кристина обернулась проверить, как там брат. Кирюша сидел на месте, уставившись перед собой пустым взглядом. Он вообще видел представление?

– Эй, – позвала она, – попкорн хочешь?

Кирюша не ответил.

– Может, сладкой ваты? – спросила Кристина, увидев, как в шатер вбежал счастливый малыш с двухцветным розово-голубым сладким облаком на палочке.

Брат снова не отреагировал.

«Это все потому, что я сказала, что он портит мне жизнь и лучше бы его не было», – подумала Кристина.

Да, Кирюша был особенным, он не умел делать какие-то простейшие вещи и не понимал каких-то элементарных вещей. Но дураком он не был. Мало что выводило его из себя, во многом потому, что чаще всего он просто не считывал скрытого смысла и не улавливал завуалированных оскорблений.