Смена уже подходила к концу. Обнорский сильно устал – ночные смены особенно тяжелы. Недаром именно ночью случается наибольшее количество травм и несчастных случаев.

Он уже практически выполнил норму. Оставалось чуть чуть… ерунда оставалась. Пожалуй, стоит пойти перекурить, решил Андрей. Он вышел в тамбур, присел на штабелек досок. Курить не хотелось, в горле стоял привкус горячего чугуна. Обнорский откашлялся и сплюнул… Прав, наверное, этот завхоз Зверев – за два три года здесь можно навсегда загробить легкие.

…Зверев. После их разговора на прошлой неделе Обнорский не единожды его вспоминал. Он уже и сам понял, что был не прав в столовой: лагерная элита – те, кто имел право носить косяк на рукаве – всегда проходила без очереди. Такова здешняя традиция.

Андрей понял, что и во время последнего их разговора здесь, в тамбуре, он снова был не прав. Если бы довелось поговорить со Зверевым еще раз… Но это навряд ли – завхоз явно оскорбился, а самому Андрею подойти к Звереву было неловко. Характер такой. Нет, если бы Обнорский и завхоз 16 го отряда находились на одной ступени лагерной иерархии, то никаких проблем бы не возникло. Андрей запросто подошел бы и извинился. При всех недостатках он не стеснялся признавать ошибки. Но извиняться перед начальниками он не любил. Вернее, не мог. Ему всегда казалось, что это могут принять за заискивание, за прогибание. Эти особенности характера сильно осложняли Андрею Обнорскому жизнь, он сам себя поругивал, обещал себе в следующий раз быть умней, но… каждый раз вел себя точно так же. Он, можно сказать, отплясывал на тех самых пресловутых граблях. Характер!

…Дверь тамбура распахнулась, ворвался клубящийся морозный воздух… и вошел завхоз 16 го отряда Зверев. Несколько секунд двое осужденных молча смотрели друг на друга.

– Ну, с Новым годом, что ли, – сказал наконец Сашка.

– С Новым годом, – эхом отозвался Андрей. Зверев опустился на доски. Их завезли в тамбур два дня назад, они не успели покрыться сажей и даже еще хранили свежий хвойный запах.

– Может, отметим? По питерскому времени… Андрей вытащил из кармана швейцарские часы, подаренные Катей два года назад.

– Поздно, – сказал он. – Уже и по питерскому опоздали.

– И тем не менее предлагаю отметить. – Зверев распахнул куртку и показал горлышко бутылки.

– Так ведь у меня работа, – неуверенно сказал Обнорский.

– Ну, это я сейчас улажу, – широко улыбнулся Зверев. И действительно уладил все с бригадиром за пачку «Мальборо».

– Пойдем, земляк, – сказал он Андрею, увлекая его за собой.

– Куда идем? – спросил Обнорский.

– Есть тут у меня одна конспиративная точка…

Они вышли на улицу, обогнули корпус и оказались перед стальной дверью с надписью «Не входи – убьет! Высокое напряжение». Висело над головой бездонное черное небо, усыпанное звездами. Снег выглядел слегка голубоватым.

– Во козлы, – сказал Зверев. – Замок заменили. Раньше то тут мой личный висел. Хрен вам, все равно открою.

– Стояли звери около двери, – негромко, почти шепотом произнес Андрей. Он очень тихо это сказал, в шуме работающей вентиляции его и слышно то не было, но Сашка услышал. Замер, а потом резко обернулся.

– Что ты сказал? – спросил он напряженным голосом.