— Моргон, они же мертвые.

— Значит, у них есть преимущество в бою перед живыми.

— А ты не мог привезти просто живое войско? Мне кажется, это было бы проще.

— Привезти на остров вооруженных людей — это все равно что пригласить сюда тех, кто желает напасть. И они напали бы, не сомневайся…

— Ты уверен? Ты уверен, что кто-то посмеет напасть на Хед? Наверное, брат, ты потерял рассудок.

— Наверное. — Это слово, казалось, пропало среди истертых камней. — Я больше ни в чем не уверен. Я просто боюсь, я страшно боюсь за все, что люблю. А знаешь, какой простой и важной вещи я так и не смог научиться у Гистеслухлома в недрах горы Эрленстар? Я не научился видеть в темноте.

Элиард повернулся, и Моргон увидел, как слезы текут по его лицу.

— Прости меня, брат, я ору на тебя, но даже если бы ты силой вырвал у меня землеправление, я бы по-прежнему слепо доверял тебе. Может быть, ты все-таки останешься здесь? Прошу тебя, останься, а? Пусть волшебники придут к тебе. Пусть придет Гистеслухлом. Тебя, как пить дать, убьют, если ты снова покинешь Хед.

— Нет. Я не умру.

Моргон обнял Элиарда за шею и крепко прижал к себе.

— Я слишком любознателен. Мертвые не будут тревожить земледельцев Хеда, клянусь тебе. Едва ли вы их вообще заметите. Они подчиняются только мне. Я показал им кое-что из истории нашего мирного Хеда, и они принесли присягу, что защитят здешний мир.

— Ты подчинил их.

— Мэтом перестал держать их под надзором, вот они и распоясались — иначе бы я о таком и не подумал.

— Как ты добился повиновения мертвых из Ана?

— Я способен смотреть на мир их глазами. Я понимаю их. Пожалуй, даже слишком хорошо понижаю.

Взгляд Элиарда пронзил Моргона.

— Ты чародей, — ахнул он, но Моргон только покачал головой.

— Ни один чародей, кроме Гистеслухлома, никогда не касался землезакона. Я просто могуществен в отчаянии.

Он оглянулся на Рэдерле. Привыкшая к неожиданным взрывам чувств в доме своего отца, она сидела, не поднимая глаз. Тристан безмолвно смотрела на молоко в кувшине. Моргон коснулся ее темных волос; лицо ее поднялось к нему — бесцветное, как будто замерзшее.

— Прости меня, — прошептал он. — Прости. Я не собирался, вернувшись домой, тут же затевать ссору.

— Ничего страшного, — сказала она миг спустя. — Это то единственное, что у тебя выходит так же, как раньше. — Она поставила кувшин с молоком и встала. — Принесу-ка я метлу.

— Я сам.

Лицо ее озарилось улыбкой.

— Прекрасно. Можешь заодно и подмести. А я пока принесу еще еды. — Она, колеблясь, дотронулась до его ладони, покрытой шрамами. — А потом ты расскажешь, как ты превращаешься.

Он рассказал им об этом после того, как подмел пол. И с лица Элиарда, слушавшего его, не сходило недоверчивое изумление, особенно после того, как Моргон рассказал о том, что он чувствует, когда превращается в дерево. Он обшарил свой мозг, чтобы рассказать им как можно больше разных разностей, которые помогли бы им хотя бы ненадолго забыть о самом ужасном в его странствиях. Он описывал им, как мчался через северные пустыни в образе тура, когда в мире для него существовали лишь ветер, снег и звезды. Он поведал о дивных красотах Исигского перевала и дворе короля-волка с дикими зверями, свободно бродившими по тронному залу, о туманах и внезапных бурях, о болотах Херуна.