– Совсем добрая знакомая! Прямо по имени и отчеству обращается! – подхватил Ван Лун. – Но, в самом деле, что вы хотите делать в нашем астроплане?

– Лететь на Венеру, помогать вам и вернуться с вами обратно на Землю, – невозмутимо ответила девушка.

Рындин пожал плечами:

– Вполне понятно, что лететь. Не выкинем же мы вас теперь, действительно, за борт корабля. Но…

– Вот и я надеюсь, что не выкинете, – уже лукаво подтвердила она.

Рындин с недоумением развел руками:

– Послушайте, милая девушка… кажется, Галя? Ваши мужество и смелость очень похвальны. Но неужели вы, действительно, не понимаете, что вы наделали? Вы утяжелили астроплан – и это уже сказалось на нашем курсе. К счастью, посты управления на Земле заметили это и вовремя выправили курс. Дальше: подумали ли вы о тех трудностях и опасностях, которые ожидают нас? Представляете ли вы себе, как может отразиться и в дальнейшем на общей судьбе экспедиции ваше неожиданное появление здесь? Ведь профессор Ван Лун, по сути, вполне прав! Наш корабль рассчитан только на трех пассажиров. На троих рассчитаны и все наши запасы. Чем, например, нам кормить вас, а?

– Я, Николай Петрович, привыкла есть очень мало. Весь последний месяц я приучала себя к этому. Мне хватит самой маленькой крошечки, – умоляюще сказала Галина Рыжко.

Рындин не смог удержать улыбки: положительно, ему начинало что-то нравиться в этой девушке, которая упорно держалась своего и на все находила ответ, хотя бы и наивный.

– Ну, об этом потом, – сказал он по возможности строго. – Кто вы, сколько вам лет?

– Меня зовут Галиной Рыжко, Галей. Мне девятнадцать лет. Я студентка второго курса Политехнического института. Комсомолка.

– И все же решились на такой недисциплинированный поступок – тайком забраться в астроплан? Поставить под угрозу успех нашей экспедиции? – с укором сказал Рындин.

Галя Рыжко смутилась – едва ли не в первый раз:

– Николай Петрович, я понимаю, я совершила в этом смысле недостойный поступок. И, наверно, понесу наказание… когда возвращусь на Землю, – добавила она. – А в астроплане ведь комсомольской организации нет.

– М-да… – согласился Рындин, поглаживая свою седую бородку и искоса посматривая на спутников: оба они были явно не комсомольского возраста. Нет, она даже находчива и остроумна, эта девочка!

– Но у меня, правда, не было другого выхода, – продолжала Галя. – Ведь я твердо решила, что должна лететь! Я писала вам, просила взять меня с собой, доказывала, что подготовилась и пригожусь вам.

– Писали мне?

– Да, писала, и не раз. И всегда получала плохие ответы. Правда, не от вас лично, а от вашего секретаря. Ну чего можно ожидать от бездушного секретаря? Бюрократ – и все!

– Это почему, позвольте осведомиться? – настороженно спросил Рындин, вспомнив своего исполнительного и как будто очень отзывчивого секретаря. – Я, знаете, что-то не замечал.

– Так то вы, а то я, – убежденно ответила Галя. – Как же не бюрократ, если на псе письма, даже самые убедительные, всегда отвечает одно и то же: «удовлетворить вашу просьбу невозможно». Твердит одно и то же, будто зазубрил. И не обращает внимания на доводы. Типичный бюрократ!

– Та-ак, – понимающе покачал головой Рындин. – И его ответы вас не убедили?

– Конечно, нет! Правда, сначала я растерялась…

– Не может быть! – убежденно прервал ее Ван Лун.

– Почему? Конечно, растерялась, – простодушно посмотрела на него Галя.