Они сошлись на двухстах долларах. Царев настоял на том, что он напишет расписку. Он запер деньги в обшарпанную железную коробку и спрятал ее в запирающемся выдвижном ящике письменного стола. Келсо со смешанным чувством восхищения и изумления понял, что Царев и в самом деле собирается передать эти деньги в партийные фонды. Он не возьмет их себе: он истинно верующий.

    Царев повел их назад по коридору в приемную. Женщина с крашеными светлыми волосами поливала растения. «Аврора» по-прежнему возвещала, что насилие неизбежно. Полнощекая улыбка Зюганова была на своем месте. Царев достал ключ из металлического шкафа, и они спустились за ним на два этажа, в подвал. Большая бронированная дверь на болтах, покрытая толстым слоем серой корабельной краски, распахнулась, и они очутились в помещении с деревянными полками вдоль стен, уставленными папками с личными делами.

    Царев нацепил очки в тяжелой оправе и принялся вынимать пыльные папки с документами, а Келсо с любопытством глядел по сторонам. Это не хранилище, подумал он. Это катакомба, некрополь. На полках бюсты Ленина, Маркса и Энгельса. Коробки с фотографиями забытых партийных аппаратчиков, репродукции картин в духе социалистического реализма с изображением грудастых колхозниц и бравых рабочих с выпирающими гранитными мускулами. Мешки с наградами, грамотами, членскими билетами, листовками, брошюрами, книгами. И еще флаги — маленькие красные флажки для детей и свернутые алые стяги для демонстрантов вроде Анны Сафоновой.

    Похоже, великой мировой религии пришлось внезапно очистить свои храмы и спрятать все в подземелье — схоронить свои священные тексты и иконы от посторонних глаз в надежде на лучшие времена, в ожидании второго пришествия...

    Списки комсомольцев за 1950 и 1951 годы отсутствовали.

    — Что?

    Келсо повернулся на каблуках и увидел, что Царев, нахмурившись, смотрит на две папки, держа их по одной в каждой руке.

    Это крайне любопытно, заметил Царев. Это требует дальнейшего исследования. Смотрите сами — он протянул им папки. Одна за 1949 год, вторая — за 1952-й. Ни в одной из них не упоминается Анна Сафонова.

    — В сорок девятом она была слишком юной, — сказал Келсо. — Еще не подходила по возрасту. — А до пятьдесят второго один Бог знает, что с ней могло случиться. — Когда папки изъяли?

    — В апреле пятьдесят второго, — сказал Царев, по-прежнему хмурясь. — Здесь записка: «Передать в архив Центрального Комитета, в Москву».

    — Есть подпись?

    Царев показал ему: «А. Н. Поскребышев».

    — Кто такой Поскребышев? — спросил О'Брайен. Келсо это, конечно, знал. Судя по всему, Царев тоже.

    — Генерал Поскребышев был личным секретарем Сталина, — сказал Келсо.

    — Да, — излишне поспешно подтвердил Царев. — Настоящая загадка. — Он начал ставить папки обратно на полку. Даже через пятьдесят лет и после всего, что произошло с тех пор, подпись сталинского секретаря могла еще заставить нервничать человека определенного возраста. Руки его дрожали.