Изменить размер шрифта - +
Густой подлесок, обширные темные пятна тени, внезапно оживающие от летящего с веток снега, — он не мог ни за что зацепиться; ничего похожего на эти места ему не приходилось видеть. Он вспотел, несмотря на холод. Кожа покрылась мурашками.

    И тут начался вой — оглушающий, нечеловеческий. Только через несколько секунд Келсо понял, что сработала сигнализация «тойоты».

    Затем раздались два выстрела, почти без интервала, последовала пауза и вслед за ней — третий выстрел.

    Воцарилась тишина.

    Позже Келсо так и не мог сказать, сколько времени они там простояли. Он помнил только деморализующее чувство ужаса, паралич мысли и действия, идущий от осознания собственного бессилия. Кем бы этот человек ни был — он знал, где они. Он выстрелил в их машину. Он уставил капканами весь лес. Он мог прийти за ними в любой момент. Или оставить их там, где они стояли. Ждать избавления было неоткуда. Он был их полным хозяином. Невидимым. Всевидящим. Всемогущим. Безумным.

    Через минуту-другую они рискнули посовещаться. Телефон, сказал О'Брайен. Что, если он повредил спутниковый «Инмарсат»? Телефон — их единственная надежда, но он лежит в багажнике «тойоты».

    Может быть, он не представляет себе, как выглядит спутниковый телефон, предположил Келсо. Сейчас они останутся там, где стоят, а когда совсем стемнеет, попытаются его достать...

    Вдруг О'Брайен сильно сжал его локоть.

    Сквозь ветви на них кто-то смотрел.

    Келсо сперва ничего не заметил, лицо было абсолютно неподвижным; прошло какое-то время, прежде чем он выделил из лесных образов некие невнятные пока элементы и соединил их в нечто, имеющее человеческий облик.

    Темные, бесстрастные, немигающие глаза. Черные, выгнутые дугой брови. Жесткие черные волосы, свободно ниспадающие на лоб. Борода.

    И капюшон из непонятного коричневого меха.

    Призрак кашлянул и что-то пробормотал.

    — То-товарищи, — произнес он. Слово прозвучало не вполне внятно, голос скрипучий, как на пленке, запущенной не на ту скорость.

    Келсо почувствовал, что у него встают дыбом волосы.

    — Господи Иисусе, — простонал О'Брайен. — Боже ты мой!

    Снова послышался кашель, так обычно прочищают горло перед тем, как заговорить. Желтый сгусток метнулся в снег.

    — То-товарищи, я человек грубый. Не стану отрицать. Я долго не знал человеческого общества. И вот оно явилось. Ну? Чего вы хотите? Чтобы я вас пристрелил?

    Он появился перед ними быстрым резким движением, не потревожив ни единой ветки. На нем была старая армейская шинель — вся в заплатах, обрезанная выше колен и перехваченная вместо ремня веревкой, кавалерийские сапоги, заправленные в них бесформенные брюки. Руки большие, без перчаток, в одной он держал старое ружье. В другой был мешочек с дневником Анны Сафоновой.

    Келсо почувствовал, что О'Брайен сильнее сжал его руку.

    — Об этой тетради и идет речь? Да? Бумаги это доказывают! — Он слегка наклонился в их сторону, покачал головой, пристально их изучая. — Так вы те самые? Это правда?

    Он подошел ближе, не отрывая от них своих темных глаз, и Келсо уловил запах его тела, кислый запах застоялого пота.

    — Или же вы пауки-кровопийцы?

    Он отступил на шаг, быстро вскинул ружье, целясь от живота, и положил палец на спусковой крючок.

    — Да, мы те самые, — быстро проговорил Келсо.

Быстрый переход