Здесь было совсем неплохо. Тысяча рублей с человека за купе в мягком вагоне — два пыльных малиновых дивана один напротив другого, белые простыни, свернутый рулоном матрас, аккуратно взбитая подушка, пластмассовые, под дерево, панели, настольная лампа с зеленым абажуром, маленький складной столик, умывальник.

    В окне промелькнули пролеты стального моста, но как только река скрылась, ничего не стало видно, кроме их собственного отражения — двух всклокоченных, промокших, небритых мужчин. О'Брайен задернул желтые занавески, установил столик и разложил на нем купленную снедь: буханку хлеба, вяленую рыбу неизвестного вида, колбасу, пакетики чая, — а Келсо отправился на поиски кипятка.

    Почерневший титан находился в дальнем конце прохода, напротив купе проводницы — крупной неулыбчивой женщины, в своей синей униформе похожей на охранницу. Она установила маленькое зеркало и могла наблюдать за пассажирами, не вставая с койки. Келсо заметил, что она следила за ним, пока он изучал висящее на стене расписание. Им предстояло более чем двадцатичасовое путешествие, тринадцать остановок, не считая Москвы, куда они должны были прибыть в четыре часа следующего дня.

    Двадцать часов.

    Какие у них шансы продержаться так долго? Он попытался прикинуть. Самое позднее утром в Москве станет известно, что операция в лесу провалилась. Тогда власти просто обязаны будут остановить единственный поезд, идущий из Архангельска, и обыскать его. Может, им с О'Брайеном следует сойти раньше — в Соколе, где они будут в семь часов утра, а еще лучше — в Вологде (это большой город), снять номер в гостинице и позвонить в американское посольство...

    Он услышал, как у него за спиной отодвинулась дверь, и бизнесмен в отлично сшитом костюме вышел из своего купе и направился в туалет. Его безукоризненная внешность заставила Келсо вспомнить о своем странном виде — тяжелой непромокаемой куртке, резиновых сапогах, — и он поспешил дальше по коридору. Лучше поменьше попадаться людям на глаза. Он взял у мрачной проводницы два стакана с подстаканниками, наполнил их кипятком и неуверенной походкой вернулся в свое купе.

    Они сидели друг против друга, методично жуя всухомятку тяжелую еду.

    Келсо сказал, что, по его мнению, им нужно сойти с поезда, не доезжая Москвы.

    — Почему?

    — Потому что я не хочу рисковать. Нас задержат. Пока никто не знает, где мы.

    О'Брайен откусил кусок хлеба и задумался.

    — Так вы полагаете, что там, в лесу, они должны были нас застрелить?

    — Уверен.

    О'Брайен явно забыл о своих прежних страхах. Он начал спорить, но Келсо нетерпеливо прервал его:

    — Задумайтесь об этом хоть на минутку. Вообразите, как легко это могло случиться. Русские заявили бы, что какой-то маньяк взял нас в заложники в лесу и они послали спецназ нам на выручку. И представили бы дело так, будто это он нас убил.

    — Но в это никто не поверит...

    — Еще как поверят. Он же настоящий психопат.

    — Этот русский?

    — Психопат и убийца. Вот почему я не захотел брать его с собой. Половина людей на том кладбище — его жертвы. И это далеко не все.

    — Были и другие? — О'Брайен перестал жевать.

    — Не менее пяти. Молодая норвежская пара и еще трое бедолаг — русских, которые начали вести себя не по правилам. Я нашел их документы, пока вы возились у реки.