Келсо отчаянно пытался осмыслить происходящее: русский в поезде, возбуждение толпы, Мамонтов... Они все еще в Вологде, поезд стоит на месте.

    — Эти ваши картинки, когда их могли принять здесь, в России?

    — Часов в девять вечера.

    — И они могли их гонять... как часто? Каждый час?

    — Это весьма вероятно.

    — В течение одиннадцати часов? По всем каналам? Ваши хозяева продали права русским компаниям?

    — Они бы предоставили их русским в качестве дара, всем ведущим компаниям. Это же отличная реклама!

    — И вы передали также интервью со мной относительно этой тетради?

    О'Брайен, словно защищаясь от удара, снова выставил вперед ладони.

    — Ну, точно я ничего сказать не могу. То есть у них этот материал, конечно, был. Я его смонтировал и передал еще из Москвы, до отъезда в Архангельск.

    — Вы бессовестный негодяй, — медленно процедил Келсо. — Вам известно, что Мамонтов в нашем поезде?

    — Да. Я только что его видел. — Заметно нервничая, О'Брайен повернулся к окну. — Еще подумал, что ему здесь надо?

    И что-то в том, как он это сказал — некая фальшивая нотка в его голосе, притворная беззаботность, — заставило Келсо буквально окаменеть. Выдержав паузу, он тихо произнес:

    — Значит, Мамонтов подбил вас на это?

    О'Брайен на мгновение замялся, и Келсо почувствовал, что его качнуло, как смертельно пьяного, или как боксера, готового рухнуть в нокауте.

    — Боже милостивый, так вы меня просто обвели вокруг пальца...

    — Нет, — сказал О'Брайен, — это не так. Хорошо, признаю, Мамонтов мне позвонил, я говорил вам, что мы несколько раз встречались. Но все это — найденная тетрадь, поездка в Архангельск — не имеет к нему отношения. Это только мы с вами. Клянусь вам. Я понятия не имел о том, что нас ждет.

    Келсо закрыл глаза. Это был кошмар.

    — Когда он вам звонил?

    — В самом начале. И лишь намекнул. Он не упомянул Сталина или еще кого-нибудь.

    — В самом начале?

    — Накануне того дня, когда я появился на симпозиуме. Вот его слова: «Поезжайте в Институт марксизма-ленинизма со своей камерой, мистер О'Брайен, — ну, вы знаете его манеру говорить, — найдите доктора Келсо, спросите, не хочет ли он что-нибудь сказать». Это все. И буквально швырнул трубку. Но его намеки всегда имели неплохой результат, поэтому я там и появился. Господи... — он засмеялся, — с какой стати я бы поехал, как вы думаете? Снимать группку историков, рассуждающих об архивах? Увольте!

    — Вы безответственный, двуличный, лживый мерзавец...

    Келсо шагнул в купе, и О'Брайен отпрянул назад. Но Келсо на него даже не посмотрел. Ему в голову пришла другая идея. Он достал свою куртку из багажной сетки.

    — Что вы собираетесь делать? — спросил О'Брайен.

    — То, что мне следовало сделать с самого начала, если бы я знал правду. Я хочу уничтожить эту проклятую тетрадь.

    Он вынул кожаный мешочек из внутреннего кармана куртки.

    — Но тогда вы все порушите, — запротестовал О'Брайен. — Без тетради нет доказательств, и вся история теряет смысл.