Келсо сразу насторожился.

    — Я предпочел бы воздержаться от ответа.

    — И этот человек рассказал вам о тетради Сталина? Мужчина, насколько я понимаю? Очевидец?

    Келсо медлил.

    — Его имя?

    Келсо улыбнулся и покачал головой. Мамонтов, видимо, думал, что он снова на Лубянке.

    — Ну хотя бы профессия.

    — Это я тоже не могу вам сказать.

    — Он знает, где находится тетрадь?

    — Возможно.

    — И он предлагал показать ее вам?

    — Нет.

    — Но вы просили его об этом? — Нет.

    — Вы разочаровываете меня как историк, доктор Келсо. Я думал, что вы славитесь дотошностью...

    — Видите ли, он исчез, прежде чем я мог его попросить.

    Не успел Келсо произнести эти слова, как пожалел о сказанном.

    — Как это «исчез»?

    — Мы выпивали, — промямлил Келсо. — Я на минуту оставил его одного. А когда вернулся, его уже не было: он сбежал.

    Это звучало маловероятно даже для него самого.

    — Сбежал? — Глаза у Мамонтова были серые, как зимнее небо. — Я вам не верю.

    — Владимир Павлович, — сказал Келсо, глядя ему в глаза, — уверяю вас, это правда.

    — Вы врете. Почему? Почему? — Мамонтов потер подбородок. — Я думаю, потому, что тетрадка у вас.

    — А вы спросите себя: если бы она была у меня, пришел бы я к вам? Не сел ли бы я на первый же самолет, вылетающий в Нью-Йорк? Разве воры не так поступают?

    Мамонтов еще несколько секунд продолжал смотреть на него, потом отвел взгляд.

    — Ясно, мы должны найти этого человека. Мы...

    — Не думаю, чтобы он этого хотел.

    — Он снова вступит с вами в контакт.

    — Сомневаюсь. — Теперь Келсо больше всего хотел выбраться отсюда. Он почему-то чувствовал, что пошел на компромисс, стал соучастником. — А кроме того, завтра я улетаю обратно в Америку. И сейчас, если подумать, мне, право, пора...

    Он шагнул к двери, но Мамонтов преградил ему путь.

    — Вы взволнованы, доктор Келсо? Почувствовали силу товарища Сталина, хоть он уже и в могиле?

    Келсо невесело рассмеялся.

    — Не думаю, чтобы я, как вы, был... одержим им.

    — Ё-моё, я же читал вашу работу. Удивлены? Не буду говорить о ее качестве. Скажу одно: вы так же одержимы им, как и я.

    — Возможно. Но он меня интересует в ином плане.

    — В плане власти, — произнес Мамонтов, наслаждаясь звуком этого слова, будто пробуя хорошее вино, — в плане абсолютного владения властью и понимания ее. Тут ему никогда не было равных. Делайте это, делайте то. Думайте этак, думайте так. Сейчас я говорю — живите, а сейчас говорю — умрите, а вы в ответ: «Благодарим вас, товарищ Сталин, за вашу доброту». Вот в чем одержимость.

    — Да, но разница между нами, если позволите, в том, что вы хотите его вернуть.

    — А вы хотите просто наблюдать, верно? Я люблю трахать женщин, а вы любите порнографию? — Мамонтов ткнул большим пальцем в направлении комнаты.